Преподобный Симеон Новый Богослов (949-1022)

Пр. Симеон мучим желанием видеть Бога, он воспламеняется Его видением и, одновременно, огорчен невозможностью видеть Его в полноте из-за своего недостоинства. «Ибо видя Тебя, — говорит он, — бываю ранен внутри сердца и не имею силы видеть Тебя и не переношу не видеть. Неприступна Твоя красота, неподражаем вид, несравненна Твоя слава, и кто когда-либо видел Тебя и кто возможет видеть Тебя всего, Тебя, моего Бога? Потому что какой глаз сможет увидеть Все, а Сущего выше всего какой ум поймет, сможет объять и весь распространиться соответственно со всем и узреть Содержителя всяческих, находящегося вне всего и наполняющего все и всяческая и опять-таки Того же Самого неизреченно сущего вне (всего)»?[632] Пр. Симеон знает, однако, что видит Его, но неполнота видения наполняет его печалью[633]. Пр. Симеон заключает, что только благодатью Святого Духа человек становится способным видеть Бога: «И кто из нас будет иметь силу видеть когда-либо Его собственною силою и вообще действием, если Он Сам не вышлет Своего Божественного Духа и через Него не подаст немощи естества крепость, силу и могущество и сделает человека способным увидеть Его Божественную славу?»[634] Это болезненный процесс очищения благодатью, делающий человека способным видеть Бога и соединиться с Ним. Это как если бы наша плоть горела заживо. Сам Бог говорит это пр. Симеону: «Едва умоленный молитвами Симеона, твоего отца, сначала только в уме, в умном чувстве, Я удостоил тебя голоса, а затем и луча, а после этого человеколюбно явился тебе как сияние. Далее Я сделался маленьким облаком в виде огня, воссевшим повыше твоей головы, и подавал тебе только созерцание вида, и от изумления слезы с большим умилением пожигали дебелость плоти, омрачение головы, так что, когда мясо горело в огне, сразу возникал запах от этого, как ты знаешь»[635]. Бог протягивает пр. Симеону Свою всемогущую руку и вслед за тем отнимает ее: «Благодарю Тебя, — говорит пр. Симеон, — от всего моего сердца за то, что Ты не презрел меня, лежащего внизу во тьме, но коснулся меня Божественной Твоей рукою, увидев которую, я сразу восстал, радуясь, ибо она сияла ярче солнца. И я поспешил удержать ее, жалкий, и она немедленно исчезла из моих глаз, и я вновь весь очутился во тьме. Я упал на землю, плача и рыдая, катаясь и стоная болезненно, желая вновь видеть Твою Божественную руку. Ты протянул ее, она явилась мне более ясно и, обняв, я поцеловал ее — о благость и многое милосердие! Создатель дал обнять руку, содержащую весь мир своею крепостью, о благодатный дар, о неизреченное дарование! И снова убрал ее Творец, несомненно испытывая мое произволение»[636].

Эти внезапные драматические перемены, сопровождаемые резкими душевными и телесными феноменами (ужас, изумление, катание по земле и т. д.), заставляют пр. Симеона восклицать и вопрошать Бога с недоумением: «Как я найду всего Тебя, носящего меня внутри (Себя)? Кто мне даст схватить Тебя, Которого я ношу внутри меня? Как Ты находишься вне творений и как Ты опять внутри их и не внутри и не вне?»[637]… «Тебе кажется, — пр. Симеон слышит, как Бог ему отвечает, — что ты совсем ничего не имеешь; ты раскрываешь свои ладони, солнце светит в них, и ты думаешь, что держишь его… Внезапно ты их снова сжимаешь, и оно остается неудержимым. Таким образом ты опять ничего не имеешь»[638]. «Кто мне даст Того, Которого я имею?» — кричит[639] пр. Симеон и продолжает: «Когда я насыщусь, я голодаю, а когда я беден, я богат, когда я пью, я жажду. И питье чрезвычайно сладко, один глоток прекращает всякую жажду бесчисленного множества и я жажду непрестанно пить, пия несомненно сверх насыщенности»[640]… «Имея, следовательно, одну каплю, вместе с нею имею все, а эта капля опять-таки… является неделимой, неосязаемой, совершенно неуловимой, неописуемой также, совершенно труднозримой, та, которая есть весь Бог»[641]. И пр. Симеон в ярких выражениях описывает этот постоянный подъем и падение духовного человека: «Превосходя высоту высоты, и когда я бываю, как кажется, выше всякой высоты, лучи из моих рук исчезают вместе с солнцем, и я сразу низвергаюсь, жалкий, в адское падение. Это есть дело, это действие духовных людей: вверх и вниз, вниз и вверх, для них это движение не прекращается. Когда он упал, он бежит, когда он бежит, он стоит на деле. Весь склоненный вниз, он оказывается весь пребывающим вверху. А обходя небеса, он опять привязан к низу, и начало бега его конец, а конец является началом. Совершенство несовершенно, а начало опять конец»[642]. «Для чего Я пытаюсь, — слышит пр. Симеон как бы со стороны Бога, — все объяснить и истолковать? Если ты не поймешь опытом, ты не сможешь знать это»[643].