Как мы можем видеть, пр. Симеон делает много замечательных усилий, дабы дать в своих писаниях богословское объяснение и оправдание, часто символического характера, своего опыта видения Бога и своего единения с Ним. Можно, может быть, найти в его объяснениях некоторый недостаток четкости и даже разночтения. Например, когда он говорит о конкретизации и локализации Божественного — выражения эти не принадлежат пр. Симеону, — то является ли этот феномен исключительно человеческим и субъективным, объясняемым слабостью человека, его неспособностью видеть Бога таким, как Он есть, или же это вид Божественного снисхождения, непостижимого и невыразимого, когда Бог является человеку? Здесь символические объяснения несколько отличаются от описаний его личных мистических переживаний. Как бы то ни было, пр. Симеон всегда верен тому, что он действительно видел и испытал, своей встрече с живым Богом. Никогда не выходя из рамок строгого православия, пр. Симеон обнаруживает себя здесь несравненным и оригинальным духовным наставником. Он подлинный свидетель драматического пути к Богу, с его падениями и восхождениями к совершенству.
ЧАСТЬ IV С нами Бог
Cреди различных божественных видений и откровений видение света занимает несомненно первое место в мистическом опыте пр. Симеона. Он постоянно говорит о нем как о внутреннем и даже внешнем мистическом феномене, или как о Боге, являющемся в виде света, но, в конечном итоге, это один и тот же опыт. Однако, сам пр. Симеон при первом явлении света, хорошо не знал, что это за свет, который ему является, какова его природа и происхождение, что он представляет собою. Несомненно, он чувствовал, что это божественное явление, но оставался в неуверенности до момента, когда Сам Свет открыл ему, кто Он. Это хорошо видно из живого автобиографического рассказа о том явлении света, которое пр. Симеон имел в молодости, в возрасте двадцати лет, еще будучи мирянином. Мы уже говорили о нем выше[644]
. «Однажды, когда он стоял и говорил "Боже, милостив буди мне грешному", более умом, чем устами, Божественное осияние внезапно богатно явилось сверху и наполнило все место. Когда это произошло, не знал более юноша и забыл, был ли он в дому или что он находился под крышей. Потому что он видел отовсюду только свет и не знал, ступает ли он по земле. Ни страха не было в нем упасть, ни заботы о мире, ни чего-нибудь из того, что обычно случается с людьми, носящими тело, не приходило тогда к нему на ум. Но всецело пребывая в невещественном свете и, как казалось, сам став светом и забыв о всем мире, он преисполнился слез и невыразимой радости и веселия. Вслед за тем ум его восшел на небо, и он увидел другой свет, более яркий, чем тот, который был близко. И явился ему неожиданно и необычайно, стоя близ этого света, тот вышеупомянутый святой и равноангельный старец, давший ему заповедь и книгу»[645]. Пр. Симеон прибавляет: «Поэтому за заходом чувственного солнца следует этот сладкий свет умопостигаемого светила, заранее удостоверяя и уверяя имеющий следовать за ним непрестанный свет»[646].Пр. Симеон различает, следовательно, свет видения от света солнечного, но также и от «непрестанного (άδιάλειπτον) света», удостоверением которого первый, однако, является. Это первое видение пр. Симеона, сопровождаемое экстатическими феноменами (забвение мира и т. д.), продолжалось недолго. «Когда это видение (θεωρίας) прошло, то юноша, придя снова в себя, был объят радостью и изумлением, и плакал от сердца, и за слезами следовала сладость. Под конец он упал на ложе, и в тот же час провозгласил петух и возвестил о середине ночи. И немного спустя церкви прозвонили к утрене, и он встал петь по обычаю, даже не помыслив в эту ночь о сне»[647]
. Пр. Симеон, однако, почти забыл об этом видении своей юности и только через несколько лет, когда стал послушником в Студийском монастыре, у него было новое видение, но меньшей силы[648]. На этот раз он смог получить его только путем самого строгого подвижничества. «Многими трудами, — говорит он, — и еще большими слезами, и строгим странничеством, и совершенным послушанием, и всецелым отсечением своей воли, и многими другими жесточайшими предприятиями и действиями я шел неудержимым и неотступным движением и вновь удостоился видеть как-то тускло малый и скудный луч сладчайшего и Божественного того света, но такого видения, какое я тогда видел, я никогда до сих пор не был удостоен видеть»[649]. То, что было даром благодати и молитвы, стало плодом суровой и продолжительной аскезы.