Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание

Наиболее известным и классическим примером развитой апофатической терминологии являются Ареопа–гитики: в них можно найти все упомянутые виды терминологии [846]. Дионисий говорит о Боге в отрицательных и превосходных терминах, называя Его άγνωστος (неведомый, непознаваемый), ακατάληπτος (непостижимый), ακατονόμαστος (неименуемый), άληπτος (недоступный), άμέθεκτος (непричастный), ανώνυμος (безымянный), αόρατος (невидимый), άπειρος (беспредельный), ύπεράγαθος (сверхблагой), ΰπεράγνωστος (сверхневедомый), ύπεράρρητος (сверхневыразимый), ΰπερούσιος (сверхсущностный), ύπέρφωτος (сверхсветлый), и даже ύπφθεος (сверх–бог) [847]. Дионисий широко использует такие оксимороны, как»сверхсветлый сумрак» [848],«сверхсущностная Сущность» [849], а также парадоксальные утверждения, например,«будучи выражен, остается невыразимым, и будучи постигнут, остается непостижимым» [850], или»невидением и незнанием увидеть и познать» [851].

Сопоставляя апофатический словарь Симеона со словарем Дионисия [852], мы видим, что оба автора пользуются сходной терминологией. Впрочем, язык Симеона значительно богаче, когда дело касается отрицательной терминологии, и более ограничен в употреблении терминов с превосходной степенью. Симеон использует почти все отрицательные термины, встречающиеся в Ареопагитиках, но добавляет к ним термины собственного изобретения, а также такие, которые он заимствует в других, не–ареопагитских, источниках, например αθεώρητος (несозерцаемый) [853], ακατανόητος (неуразумеваемый) [854], ακράτητος (неудерживаемый) [855], άμαράντινος или αμάραντος (неувядающий) [856], αμετακίνητος (неизменный) [857], αμήχανος (невыразимый) [858], άναμάρτητος (безгрешный) [859], άνεκλάλη–τος, ανέκφραστος, άνεκφωνητος, ανερμήνευτος (неизреченный) [860], а также никогда ранее не встречавшийся термин άνυπερήφανος (негордый) [861], и многие другие.

Среди терминов с приставкой превосходной степени мы находим у Симеона преимущественно термины литургического происхождения, такие как ΰπεράνορχος (пребезначальный) [862], ΰπερδεδοξασμένος (препрославленный) [863], ΰπερευλογημένος (преблагословенный) [864], ύπερ–εύσπλαγχνος (премилосердный) [865], υπερπλήρης (сверхполный) [866] и некоторые другие.

Оксимороны используются Симеоном очень обильно. Он говорит о»животворной мертвости» [867],«сверхчувственном чувстве» [868],«неподвижно движущемся»уме [869],«неощутимом ощущении»,«внетелесном теле» [870],«непостижимом постижении»,«невообразимом образе» [871]. Особенно богат оксиморонами язык Гимнов: здесь мы находим такие выражения, как»мера безмерного» [872],«достижимо недостижимое» [873],«несмешиваемое смешение» [874],«начало безначального» [875],«неизменно изменяющийся» [876],«разделенный без разделения» [877], «видеть безвидно» [878], «высказывать неизреченное» [879] и другие.

При чтении Симеона порой встречаешь парадоксальные утверждения, смысл которых раскрывается только в контексте апофатической традиции. Симеон говорит о мысленном солнце, которое»все присутствует везде и все никоим образом нигде» [880]; о восхождении того, кто превыше всякого знания, к»всецелому незнанию» [881]; об уме, который»весь покрыт Божественным мраком и светом» [882]; о Боге, Который»всегда пребывает неподвижным и ежечасно весь движется» [883]. Симеон, подобно Ареопагиту, использует на равных противоположные термины, — такие как знание–незнание, свет–тьма, чувство–бесчувствие, — когда речь идет о Боге или человеческом опыте причастности к Божественному:

Умножение познания Бога становится причиной и источником незнания всего другого, и не только всего другого, но и самого Бога. И обилие Его осияния есть совершенное невидение, а сверхчувственное чувство, выходящее за пределы чувств, есть нечувствие всего, что вне его[884].

Симеон не настаивает на превосходстве апофатического языка над катафатическим, однако, обращаясь к богословским темам, весьма широко пользуется апофатической терминологией. Причина этому, как нам кажется, заключается в мистическом характере его богословия, в его глубоком чувстве непостижимости Бога и в его опыте непосредственной близости с Богом — опыте, передать который в положительных выражениях он подчас оказывался не в силах. В этом смысле Симеон близок таким предшествующим ему мистическим писателям, как Григорий Нисский, Дионисий Ареопагит и Максим Исповедник, хотя прямых заимствований из сочинений этих авторов мы у Симеона не находим.

5. «Бог есть свет»