Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание

Симеон постоянно возвращается к мысли о том, что Бог Троица есть один непостижимый свет: эта мысль — краеугольный камень его богословия и мистицизма [893]. Все Божественные свойства Симеон также описывает в терминах света: он говорит о свете Божественной славы [894], свете Божественной благодати [895], свете лика Христова [896], свете Божественной любви [897], свете знания [898], свете Священного Писания [899], свете вечной жизни [900], свете бессмертия [901], бесстрастия [902], Божественных заповедей [903], и т. д.

Симеон часто сравнивает Бога с солнцем, используя аналогию, ставшую традиционной у святых Отцов, а еще прежде — в греческой философии [904]. Развивая концепцию Григория о двух солнцах в двух мирах, Симеон пишет:

Бог от начала сотворил два мира — видимый и невидимый… В двух мирах соответственно сияют и два солнца — одно чувственное, а другое мысленное. И чем для видимого и чувственного является солнце, тем же для невидимого и мысленного является Бог… Один из двух миров, то есть чувственный и то, что в нем, освещается этим чувственным и видимым солнцем, другой же, то есть умственный и то, что в нем, освещается и озаряется мысленным Солнцем правды[905].

Симеон рассматривает всю историю мира в целом как одно непрерывное откровение Божественного света. Божественный свет сотворил ангелов [906], эти»вторые светы» [907]. Хотя Божественный свет совершенно трансцендентен видимому миру, Бог не оставил этот мир без всякого света, но сотворил солнце, луну и огонь [908]. Человек был создан по образу и подобию Божию, как»второй мир»(δεύτερος κόσμος) [909], и облечен в»светоносные и Божественные ризы», которых он впоследствии лишился [910]. Сын Божий стал человеком, чтобы мы через нашу сообразность и сопричастность Ему стали»вторыми светами», подобными первому Свету [911]. Все эти идеи мы уже встречали у Григория Богослова; отметим здесь, что и космология, и антропология Симеона (как и Григория) отмечены ощущением присутствия Божественного света во всем мироздании и в каждой твари.

Подобно Григорию, Симеон часто ссылается на опыт библейских персонажей, в частности, Моисея, Илии, Павла, Стефана, а также на некоторые важные события библейской истории — встречу Моисея с Богом в образе купины неопалимой, Преображение Господне и другие: некоторые из этих лиц и эпизодов мы уже упоминали, когда говорили об экзегетическом методе Симеона [912]. Мысль о том, что Бог — свет для праведных и огонь для грешников, которую мы встречаем у Симеона, тоже восходит к Григорию [913]. Следуя Григорию, Симеон устанавливает связь между таинством Крещения и Божественным светом, настаивая на том, что все облекшиеся во Христа должны»созерцать Его свет в свете Святого Духа» [914]. Симеон, подобно Григорию, развивает учение о том, что Божественный свет сияет в достигших обожения»по мере»(κατά άναλογίαν) их очищения и любви:

…И воссияет, как солнце, благодать Твоя, Боже мой,

[Благодать] Всесвятого Духа во всех святых;

И воссияешь среди них Ты — неприступное Солнце;

И все они будут озаряемы по мере

Веры, деятельности, надежды и любви,

Очищения и просвещения от Духа Твоего…[915]

Следует, наконец, упомянуть и о том, что, хотя Симеон часто пользовался апофатическими терминами; при описании Бога как света, он почти никогда не называет Божественный свет»мраком»(γνόφος). Среди великих писателей–мистков к символизму Божественного мрака тяготели Филон, Климент Александрийский, Григорий Нисский и Дионисий Ареопагит [916]; j Григорию Богослову, напротив, ближе был символизм света. Ареопагит утверждает, что «свет неприступный», в котором живет Бог (ср. 1 Тим. 6:16), терминологически равнозначен»Божественному мраку» [917],  | поскольку Бог — за пределами всякого человеческого представления о свете. Восхождение Моисея к Богу завершается его вхождением в»таинственный мрак неведения», где он оказывается в»совершенной тьме и невидении, весь будучи за пределами всего» [918].