Прерия(изд.1980)

– Вы, значит, сами же и создали эту тварь? – сказала Эллен, прервав бесплодное наблюдение, и в ее голубых глазах зажегся озорной огонек, показавший, что она умела играть на слабой струнке своего ученого собеседника.

– Разве во власти человека вдохнуть жизнь в неодушевленную материю? Хотел бы я, чтоб это было так! Ты вскоре увидела бы Historia Naturalis Americana^1, которою я посрамил бы жалких подражателей француза Бюффона. Можно было бы внести значительное усовершенствование в сложение всех четвероногих, особенно тех, что славятся быстротой. В одну пару их конечностей был бы заложен принцип рычага – возможно, она приняла бы вид современных колес; хотя я еще не решил, применить ли это усовершенствование к передней паре конечностей или же к задней, так как еще не определил, что требует большей затраты мускульной силы – волочение или отталкивание. Преодолению трения помогало бы естественное выделение животным влаги из пор, что помогло бы созданию инерции. Но, увы, все это безнадежная мечта – по крайней мере, в настоящее время,– добавил он, снова подняв свои записи к свету, и начал читать вслух:

– «Шестого октября 1805 года (это, как ты, надеюсь, знаешь не хуже меня, дата памятного события). Четвероногое, виденное (при свете звезд и карманного фонаря) в прериях Северной Америки – широту и долготу смотри по дневнику. Genus^2 неизвестен; а потому по воле автора открытия и в силу того счастливого обстоятельства, что оное открытие было сделано вечером, получает наименование Vespertilio horribilis americanus^3. Размеры (по оценке глаз) – громаднейшие: длина– одиннадцать футов, высота – шесть футов. Посадка головы – прямая; ноздри – расширенные; глаза– выразительные и свирепые; зубы – зазубренные и многочисленные; хвост– горизонтальный, колышущийся, близкий к кошачьему; лапы– большие, волосатые; когти– длинные, изогнутые, опасные; уши – незаметные; рога– удлиненные, расходящиеся и грозные; окраска– пепельно-свинцовая, в рыжих подпалинах; голос – зычный, воинственный и устрашающий; повадка – стадная, плотоядная, свирепая и бесстрашная…».

[^1Американская естественная история (лат.).]

[^2Род (лат.)]

[^3Страшилище вечернее американское (лат.).]

– Вот оно! – воскликнул Овид. – Вот оно, животное, которое, по-видимому, станет оспаривать у льва его право называться царем зверей!

– Я не все у вас поняла, доктор Батциус, – возразила юная насмешница, знавшая маленькую слабость философа-натуралиста и часто награждавшая его званием, которое так ласкало его слух, – но теперь я буду помнить, что это очень опасно – уходить далеко от лагеря, когда по прериям рыщут такие чудовища.

– Ты выразилась совершенно правильно: «рыщут»! – подхватил натуралист, придвинувшись к пей поближе и снизив голос до снисходительно-конфиденциального шепота, отчего его слова приобрели значительность, какую он не намеревался в них вложить. – Никогда еще моя нервная система не подвергалась такому суровому испытанию; признаюсь, было мгновение, когда fortiter in re^1 содрогнулся перед столь страшным врагом; но любовь к естествознанию придала мне бодрость, и я вышел победителем.

[^1В действительности неустрашимый (лат.).]

– Вы говорите на каком-то особенном языке, – сказала девушка, сдерживая смех. – Он так рознится с тем, какой в ходу у нас в Теннесси, что, право, не знаю, уловила ли я смысл ваших слов. Если я не ошибаюсь, вы хотите сказать,

что в ту минуту у вас было цыплячье сердце?

– Невежественная метафора, проникшая в язык из-за незнакомства с анатомией двуногих! Сердце у цыпленка соразмерно с его прочими органами, и отряду куриных в естественных условиях свойственна отвага. Эллен, пойми, добавил он с торжественным выражением лица, произведшим впечатление на девушку, – я был преследуем, был гоним, мне грозила опасность, которую я не удостаиваю упоминания… Но что это?!

Эллен вздрогнула, потому что собеседник говорил так убежденно, с такой простодушной откровенностью, что при всей игривости ума она невольно поверила его словам. Посмотрев, куда указывал доктор, она в самом деле увидела несущегося по прерии зверя, который быстро и неуклонно надвигался прямо на них. Еще не совсем рассвело, и нельзя было различить его статей, но то, что можно было разглядеть, позволяло вообразить в нем свирепого хищника.

– Это он! Он! – закричал доктор, инстинктивно потянувшись опять за своими таблицами, между тем как его ноги выбивали дробь в отчаянном усилии устоять на месте. – Теперь, Эллен, раз уж судьба дает мне возможность исправить ошибки, сделанные при свете звезд… Смотри, пепельно-свинцовый… без ушей… рога огромнейшие!