Она приводит меня в маленький уголок, где ждет меня мой суп. Я сажусь на деревянную скамейку и приклоняю голову над столом, чтобы дать отдых моей шее, все еще напряженной с прошлой ночи.
— Это же твой любимый, — дает мне знать Хизер, указывая на еду передо мной и с надеждой смотря на меня.
— Я уверена, что все отлично, — кручу ложку между пальцами, не зная, что еще сказать. — Спасибо.
Следует неловкое молчание, которое словно просачивается в мои поры, расщепляя мою решимость. Когда Хизер идет в сторону кухни, я пробую блюдо.
— Святые угодники, как вкусно, — говорю я.
Хизер смеется в знак признательности, звук заполняет пустое молчание, прежде чем я помещаю очередную ложку в рот.
Деда садится рядом со мной, не притрагиваясь к еде, Хизер присаживается за стол возле него. Я смотрю на Деду, указывая на еду, пока он с улыбкой смотрит на меня, после чего наконец-то приступает к еде. Продолжая есть, не могу не задаться вопросом: сколько раз я сидела за столом, разделяя еду с моей семьей? Скольких разговоров был свидетелем этот стол? Быть может, стучали кулаки или падали слезы на поверхность нашего деревянного уголка? Может, здесь мы пели песни с днем рождения и разрезали торт?
От моих воспоминаний, не более чем туманных, я решаю, что создам новые воспоминания за нашим столом, начинающиеся с того, как я съедаю миску куриного супа с диким рисом рядом с Дедой.
— Я ненадолго встречусь с Дерриком, — говорю я, замечая у него ухмылку от моего объявления.
— Куда вы, детки, пойдете? — кажется, Деда не удивился, а даже порадовался появившимся отношениям у меня с Дерриком.
— Боксерский зал, — снова обращаю все внимание на еду, моя правая нога постукивает об пол, пока я жду его ответа.
— Боксерский зал? — спрашивает он, разинув рот и уставившись на меня.
Я настороженно отрываю взгляд от еды, надеясь, что мне не будет объявлен выговор. Затем вспоминаю, что я не ребенок, а двадцатичетырехлетняя женщина, недавно побывавшая в плену. Жертва, я думаю. Спотыкаюсь на слове, помня свою клятву, чтобы никогда не быть такой восприимчивой снова.
— Да, Деда. Боксерский зал, — повторяю, все еще ожидая быть отчитанной. — Я хочу научиться защищаться. Ну, ты знаешь, на всякий случай.
— Да, на всякий случай, — перебивает он, сжимая переносицу двумя пальцами. — Будь осторожна. Ты все еще не выздоровела на сто процентов.
Нет, не на сто процентов, и никогда не буду. Даже самые хорошо скрытые шрамы оставляют свои последствия, с которыми я буду жить весь остаток своей жизни.
Сильные запахи пота в тренажерном зале усиливают сухость в воздухе. Здесь есть несколько боксерских груш и две арены с импровизированными рингами для спарринга.
Я следую за Дерриком в дальний конец спортзала, где мы кладем наши вещи в шкафчик. Позволяю ему помочь мне обернуть руки и только внутренне съеживаюсь. Пока он надевает перчатки на мои руки, мой пульс ускоряется в ожидании и страхе. Я хочу научиться драться, чтобы защитить себя, но не хочу, чтобы меня трогали. От мысли быть пораженной у меня кружится голова. Мои нервы выбивают меня из колеи, холодный пот течет по спине, пока беспокойство окончательно берет верх, и мои пальцы немеют.
Деррик ведет меня к свободной боксерской груше, где он сначала работает над моей боевой стойкой. Неуверенно я стараюсь подражать ему, но теряю равновесие после того, как наношу джеб (
— Все в порядке, Холли, — Деррик двигает своими руками так, что они слегка нависли надо мной. Просто дух захватывает, но все-таки это вторжение. — Просто заведи правую ногу немного, — он направляет мои стопы в том направлении, как ему нужно. — И согни немного колени.
Я делаю, как он говорит, все время концентрируясь на дыхании, и надеюсь, что не задохнусь.
— Хорошо, — говорит Деррик, делая вид, что все нормально. — Теперь, когда ты ударишь, я хочу, чтобы ты ударила прямо, — говорит он, ведя меня за руку к боксерской груше. — Джеб предназначен, чтобы измерить расстояние между тобой и твоим противником, — объясняет он. — Когда ты выполняешь удар с правой стороны, ты крутишь правым бедром, при этом движении удар получается более сильным и мощным.
Я спокойно слушаю инструкции Деррика и стараюсь следовать его объяснениям, но чувствую себя глупо, как чрезмерно разбалованный ребенок, который еще не совсем научился исполнять обязанности в нормальной обстановке. Но я подогрета желанием учиться, чтобы стать сильнее, и бью боксерскую грушу с достаточной яростью, удивляясь тому, что мое запястье не сломалось.
С каждым джебом, апперкотом (