Прерванный полет

— Пожалуй, нет. Хотя голос был какой-то сиплый, приглушенный, словно не ее. Я еще поинтересовалась, не заболела ли она. Нет, отвечает, лишь слегка простыла, все к климату привыкаю, сейчас в Сибири морозы под сорок.

— Уверенно утверждать, что с вами разговаривала Вересун, вы можете? Подумайте, это очень важно.

— Теперь, наверное, не могу, — вздохнула Березовская.

Виктор поинтересовался насчет фотографий Любы. Ничего нового девушка не принесла. Он увидел то же первомайское фото трех подруг, которое уже лежало у него в конверте. И тут, открыв сумочку, она извлекла яркую цветную открытку.

— Вот еще нашла у себя в тумбочке поздравление с восьмым марта. Может быть, пригодится?

На почтовой открытке с букетом алых роз золотом вилась надпись: «Поздравляем с Международным женским днем 8-е марта». На другой стороне — машинописный текст: «Дорогие девчонки! Примите авиапривет из далекой солнечной Сибири! Поздравляю с нашим праздником. Хорошего настроения вам, отдыха и… любви. Скоро моя ссылка кончится, ждите в столице с черной икрой. Обнимаю, Люба». Виктор взглянул на обратный адрес. Все как положено: «Якутск. Главпочтамт, до востребования. Л. Н. Вересун». Он вложил открытку в конверт с фотографией.

— Какие у вас сложились взаимоотношения с Любой?

— Близкими подругами мы не были. — Березовская покрутила в руках сумочку. — Иногда ходили вместе в кино, два раза в ресторане отмечали дни рождения. Люба была старше нас с Ларисой, но веселая, умела поддержать компанию. Говорила, что личная жизнь у нее не удалась. Как-то сказала нам: «Вот, девочки, поработаю еще с годик, выйду замуж и уйду с «Аэрофлота».

— У нее водились деньги?

— В последние месяцы, незадолго до того, как Люба попала под мотоцикл, она несколько раз приносила шампанское, дорогие конфеты, даже французский коньяк. «Это все от экипажа, — объясняла она. — Ребята меня обожают».

— Люба с кем-нибудь дружила, встречалась?

— Я вас понимаю, — Березовская помедлила с ответом. — Знакомых у нее было много, но постоянных… Разве что парень, который ее сбил летом. Приятный такой молодой человек, Геннадием его зовут.

— Не знаете, где он работает, учится?

— По-моему, на автозаводе Лихачева. Конструктором или сборщиком, что-то в этом роде. Когда Люба улетела в Сибирь и осталась там, Геннадий очень переживал. Несколько раз звонил, просил узнать ее адрес. Потом куда-то пропал.

— Это вы отдали Любины вещи, когда за ними пришли?

— Да, я. За несколько дней до этого она позвонила и сказала, что за вещами зайдет кто-нибудь из пилотов. Мы с Ларисой все сложили в чемодан и саквояж. И вот как-то вечером зашел мужчина лет тридцати, высокий, плотный, пошутил с нами, рассказал анекдот, взял вещи и ушел.

— Вы не заметили, он приехал на машине? — Не могу сказать, я его не провожала.

— Смогли бы вы узнать его, скажем, на улице или при встрече?

— Трудно утверждать. Может быть, точно не знаю. Виктор достал из ящика голубоватый конверт с фотографиями, изготовленными с помощью фоторобота. Разложил снимки на столе, встал, прошелся по комнате.

— Ирина, взгляните на эти фотографии. Нет ли среди них человека, похожего на того, кто приходил за вещами Любы? Не торопитесь, будьте внимательны.

Девушка, понимая важность происходящего, несколько минут разглядывала фотоснимки.

— Эти двое точно не подходят. А вот мужчина е усами похож. Только у того усов не было…

— Усы могли вырасти, — предположил Тропников. — Значит, с усами похож. Так и запишем…

Следователь быстро допечатал показания Березовской. Получилось немало, две страницы убористого машинописного текста. Он попросил Ирину прочесть протокол и подписать его, после чего отпустил девушку.

52

Юрий видел фотографию в личном деле Ильи Ильича Багрянского, да и Казарян описал его внешность, так что он представлял себе облик инженера. И вот в комнату вошел похожий, но, казалось, совсем другой человек. На снимке Илья Ильич выглядел рыхловатым интеллигентом с намечающимся двойным подбородком. Сейчас перед ним стоял атлетически сложенный мужчина без намеков на полноту. «Вот что тайга делает с человеком», — с тайной завистью подумал Корначев об инженере.

Илья Ильич оказался словоохотливым собеседником. Он не скрывал от столичного журналиста истинной цели своего приезда. В Якутию Багрянский поехал, как он сам выразился, «подобно многим, за длинным рублем».

— Однако теперь я не променяю геологическую партию на лучший Черноморский курорт. Было у меня повышенное давление, сердце пошаливало, лишний вес, килограммов эдак на двадцать, — поделился инженер своими воспоминаниями. — Теперь это в прошлом. А сон — из пушки не разбудите. Да, наш начальник Алтунин, когда мы с ним в Москве познакомились, не соврал. Он так и сказал: «Миллионов не обещаю, хотя приличные деньги, безусловно, заработаете, а вот здоровье — гарантирую».

— За здоровьем тоже есть смысл в тайгу ехать, — согласился Корначев, — Я вот, к сожалению, всего на два-три дня…

— Вы, я полагаю, тоже москвич. Как там столица?

— Как обычно. Только лето нынче жаркое, на этой неделе до тридцати пяти доходило.