Преследование

— В Тасаральском рыбтресте… У бригадира Наубанова Таукэ… У брата жены Богомбаева… Наубанов Таукэ и до войны работал в Тасаральском рыбтресте. На войну пошел, без руки вернулся… Опять бригадиром стал. Верят ему… На фронте, говорит, в партию приняли. Вот он, Наубанов Таукэ, и достал им справки, чтоб паспорта получить. Племянники его, Наубанова Таукэ, в Караганду людей послали. За паспортами… Должны… те люди уж вернуться. Вчера! Да вы сами у него спросите.

— Спросим, — сказал я.

— Спроси, спроси, начальник. Наубанов Таукэ у меня на квартире спит.

Я рассмеялся, и мне стоило больших усилий остановить свой хохот. Хохот, который мне самому очень не понравился: сдавали нервы после двухмесячного преследования.

Справившись с собственным смехом, я протянул в тон Ибраю:

— Раз я опоздал, скажите, гражданин, куда ж братья Богомбаевы со своей бандой направились?

— В Синьцзян…

— Дорога известная… — усмехнулся я. — Идут они по пескам Сары-Ишикотрау или по долине Или, скрываясь в тугаях… Старая басмаческая дорога…

Дверь отворилась. На пороге стоял наспех одетый человек в полушубке, чуть бледный, с быстрым взволнованным взглядом.

— Что стряслось, Ибрай-ака?

Тот отвернулся.

Я встал, властно приказал:

— Наубанов, подойдите!

Таукэ сделал три четких шага ко мне.

— Не оборачивайся! — и Орозову, кивнув на Ибрая: — Увести гражданина в отдельную комнату. Пусть капитан неотлучно находится при нем. Увести!

Когда мое приказание было выполнено, я сказал Таукэ:

— Садись. Ты брат жены Богомбаева.

— Да.

— Ты достал племянникам справки для получения паспортов.

— Да. Они с фронта вернулись. Справки у них из госпиталя. Под Сталинградом еще воевали. Контузии.

— Остальные пятнадцать — тоже из-под Сталинграда?.. Женщины с ними есть?

— Две.

— Одна или обе врачи?

— Одна врач, другая медсестра. — Таукэ отвечал по-военному четко.

Не выдержали у меня нервы:

— Ты бригадир рыбаков или бригадир бандитов?

— Не понимаю… Зачем кричать? Почему надо кричать?

— У вас под носом делались эти справки! Когда должны вернуться люди с паспортами? Те, что в Караганду ездили…

— Вчера. Но не приехали.

— Пойми, Таукэ, ты пустил к себе в дом бандитов. Они убили шестерых в Бурылбайтале, троих в Киргизии…

— Мои племянники не могли меня так обмануть.

— Кто подписывал справки на получение паспортов?

— Командир.

— Он беседовал с Богомбаевыми?

— Что вы! С кем беседует командир? Некогда ему. Я отнес справки секретарше. Она сказала — через неделю приходи. Он подписал, секретарша отдала.

— Кабаргин! — позвал я.

Вася вошел вместе с Ахмет-ходжой.

— Ахмет-ходжа, ты дважды водил банду Исмагула и Кадыркула грабить Иванов хутор?

— Я.

— Они убили здесь, в Бурылбайтале, шестерых коммунистов и комсомольцев и угнали двадцать девять английских жеребцов-производителей.

— Они, начальник…

Наубанов потряс вскинутой рукой-культяпкой и крикнул:

— Мои племянники не могли мне наврать!

Ахмет-ходжа проговорил тихо:

— Я им дальний родственник, ты — близкий со стороны матери. Клянусь, я правду сказал.

— Сам убью их! — Культяпка правой руки Таукэ странно зашевелилась: я догадался — он забыл об ампутированной руке и в запальчивости привычно искал пистолет, словно обманувшие его племянники стояли перед ним.

Тогда сказал я:

— Ни кулаком, ни палкой ты их не тронешь, Наубанов Таукэ. Как их наказать — решит суд. Ты едешь с нами, Наубанов. И Ахмед-ходжа тоже.

Понятно, я рисковал, может, по мнению некоторых моих товарищей, ненужно рисковал, высказывались потом такие суждения при разборе операции.

Только взяв с собой Наубанова и Ахмет-ходжу, я имел возможность на деле проверить их причастность к банде Богомбаевых или отмести от обманутого и принужденного какие бы то ни было подозрения. Стоило ради этого рисковать? По-моему, да.

Я повалился в постель, как в омут. И проснулся от того, что Вася тер мне уши, стараясь разбудить. В исподнем выскочил в темноте еще из барака и до пояса обтерся снегом на леденящем ветру. Лишь тогда почувствовал себя бодрым. В караулке мы поели копченого усача, жирного, прозрачного и вкусного, напились до отвала крепкого чая.

Пришел Орозов.

— Самолет ждет.

— Далеко до аэродрома, да и откуда у вас самолет?

— Сани мы зовем «самолетом»! — улыбнулся командир. — Мы их сами сконструировали и сделали из дюраля. Да вы не хмурьтесь, товарищ подполковник, сани, право, самолет. Скорость до семидесяти километров в час. Кучером у вас будет капитан-артиллерист, серьезный лошадник. Он никого к вороным не подпускает. Я думаю, он вас за два с половиной часа в Тасарал по льду домчит.

Спорить не приходилось.

У дверей караулки стояло странное сооружение, действительно похожее на самолет братьев Райт, без крыльев вдобавок. Два широких матово поблескивающих полоза, скрепленных двумя дугами, тоже из дюраля и пять сиденьиц-жердочек. Но пара вороных была выше изумления. Тысячи коней я перевидал в своей жизни, до и после них, но таких мне больше не встречалось.

— Элита! — сказал капитан-артиллерист. — Иноходцы!

Разместились позади и чуть повыше молчаливого, потемневшего лицом Таукэ и Ахмет-ходжи в его непомерном тулупе.