Преследуя Аделин

Ее неловкость почти заставляет меня улыбнуться, но я чувствую себя слишком пустым, чтобы делать что-либо еще, кроме как смотреть.

– Хочешь поговорить об этом? – наконец спрашивает она, поднимая на меня взгляд, прежде чем потянуться за кофе.

– А ты хочешь послушать? – отвечаю я, приподнимая бровь.

На ее щеках появляется яркий румянец, однако она поднимает глаза и не отводит взгляд.

– Да.

На этот раз отворачиваюсь я.

– Для этого нужно слушать о том, чем я зарабатываю на жизнь. То есть убиваю людей.

Она с дрожью вздыхает, но вместо того, чтобы отступить, как я ожидал, она кивает.

– Ладно.

Это единственное слово, состоящее всего из пяти букв, значит для меня куда больше, чем она может себе представить.

– Тебе не понравится то, что ты услышишь, – возражаю я, и впервые мне кажется, что я ищу предлог, чтобы не рассказывать ей. Я всегда был с ней откровенен, но сейчас не чувствую, что смогу выдержать ее злобный отказ.

– Может быть, – соглашается она. – Но ты уже говорил, что спасаешь женщин и детей. Разве это не правда?

Я пригвождаю ее взглядом, показывая, насколько я серьезен.

– Это в самом деле то, что я делаю. Все, что я тебе рассказывал, – чистейшая правда. Просто я не вдавался в подробности о том, что я делаю, когда ловлю негодяев.

– Пытаешь их, – легко догадывается она. Эти четыре политика рассказали ей правду.

Она делает паузу, буравя меня своими карамельными глазами. Она рассеянно жует губу и, похоже, что-то обдумывает. Что бы она ни решила для себя, она слегка кивает головой.

И мне очень любопытно узнать, что происходит в ее головке.

– Расскажи мне, – говорит она твердым и непреклонным тоном. – Я хочу знать все… о тебе.

Она заканчивает свое предложение, наморщив нос, как будто считает, что никогда бы не произнесла этих слов. Это вызывает на моем лице небольшую ухмылку.

– Ты имеешь в виду, кроме того, каково это – ощущать мой член во всех своих дырочках?

Она усмехается, и на ее щеках появляется румянец.

– Не во всех, – ехидничает она.

– Это пока что, – обещаю я.

Я еще не брал ее задницу, но я собираюсь это сделать. Скоро.

– Зейд, сосредоточься, – шипит она.

Но ее сжатые бедра и округленные глаза не остаются для меня незамеченными.

Я отвожу взгляд в сторону и смотрю на залив, сосредоточившись на чем-то обыденном, несмотря на то, как прекрасна вода, искрящаяся под лучами солнца.

Когда рядом Адди, все становится обыденным.

К обрыву ведет небольшая чаща деревьев, кривые ветви которых уже остались без листьев и тянутся к небу, словно умоляя о новой жизни. Они умирают, и это имитирует то, что я сейчас чувствую внутри.

– Я выбираю конкретных людей. Политиков. Знаменитостей. Бизнесменов. Людей, обладающих властью или деньгами. И даже тех, кто стоит ниже всех в иерархии и готов на все, чтобы выжить. В конце концов, не имеет значения, какая у них работа и сколько у них денег, потому что все они одинаковы. Они все торгуют людьми.

Я уже много лет выслеживаю педофильские группировки и ликвидирую их. Спасаю девочек и детей и либо возвращаю их в семьи, либо отправляю в безопасное место, которое не разглашается, где они могут прожить остаток своей жизни в комфорте.

Но около девяти месяцев назад в сеть просочилось видео, на котором был заснят садистский ритуал. Они приносили в жертву ребенка и пили его кровь. С тех пор появилось еще несколько видео, одно было слито прошлой ночью.

Делаю паузу, сжимая челюсть и пытаясь вернуть самообладание, которое начинает ускользать от меня.

Глубоко вздохнув, я продолжаю.

– Я уже говорил тебе, что на первом видео был Марк, поэтому я нацелился на него и еще троих, которых я убил. Все четверо участвовали в ритуале. В ночь, когда я убил Марка, он назвал мне место, и вчера вечером я отправился туда, чтобы внедриться, войти в доверие и получить приглашение в подземелье. Они пили из тех же кубков, которые используются в ритуале.

Я делаю паузу, почти ослепнув от ярости.

– Я думаю, что последнее видео было снято прошлой ночью, и в этих кубках находилась кровь от жертвоприношения, которое они проводили, пока я был прямо там.

Кофейная чашка стукается о металлический стол, едва не опрокидываясь, когда Адди пытается поставить ее. Ее рука сильно дрожит, и кажется, от керамической чашки даже откололся кусочек.

– Что за черт, – выдыхает она, ее глаза полны шока и отвращения. Но они не отрываются от меня, когда она произносит. – Зейд, ты не мог знать, что это произойдет. Ты не можешь винить себя за это.

Я сжимаю зубы, чтобы не зарычать, мышцы в моей челюсти готовы лопнуть.

– Не могу, черт побери, – огрызаюсь я.

Она вздрагивает, и ее лицо смягчается.

– Я не для того создавал «Зед» и становился тем, кем стал сегодня, чтобы позволять приносить в жертву ребенка прямо подо мной. А потом еще смотреть, как больные ублюдки пьют его кровь, как гребаную воду.

В ее глазах появляются слезы, но она молчит, пока я пытаюсь успокоиться.