Преследуя Аделин

Наступает самая длинная минута в моей жизни. Кажется, будто прошли часы, прежде чем я снова слышу скрип. А потом удаляющиеся шаги. Все дальше и дальше – они затихают, пока в конце концов не стихают.

У меня закладывает уши, и, как я и предполагала, слышу, как закрывается моя входная дверь. Мягкий щелчок, который в безмолвном доме звучит подобно грому. Я тут же распахиваю дверь и бегу через весь коридор в спальню, окна которой выходят на подъездную дорожку.

Прижавшись к стене, я выглядываю сквозь занавески и жду, когда кто-нибудь появится на крыльце.

Кажется, проходит целая вечность, но я предполагаю, что это длилось всего несколько секунд, прежде чем я замечаю какое-то движение. С моих губ срывается вскрик, когда со ступенек спускается крупный мужчина, который выходит на мою подъездную дорожку. Он одет во все черное, на его голову глубоко надвинут капюшон.

Он высокий – очень высокий, но не грузный. И даже под его одеждой я вижу, что его тело невероятно смертоносно. Худощавое, но сплошь состоящее из мускулов. Его толстовка плотно облегает тело, лишь подчеркивая широкие плечи, мощные руки и крепкую талию.

Боже, он мог бы раздавить меня, если бы захотел. Его рука выглядит достаточно большой, чтобы полностью накрыть мое лицо. Или обхватить мою шею.

Сделает ли он так, чтобы причинить боль или удовольствие? Чего желает моя тень: навредить мне или любить меня?

Он замирает, стоя ко мне спиной. Чувствует, что я наблюдаю за ним, так же, как я почувствовала его за своей дверью.

Ловлю себя на том, что еще глубже прячусь в тень, стараясь скрыться из виду. Мое сердце все еще колотится, но теперь уже по совершенно другой причине.

Что-то в нем заставляет меня хотеть прижаться лицом к оконному стеклу. Я хочу рассмотреть его. Хочу увидеть человека, который пробирается в мой дом, оставляет мне цветы и калечит любую ничего не подозревающую душу, осмелившуюся прикоснуться ко мне.

Держал ли он руку на ручке двери, собираясь войти? Что его остановило?

Словно услышав мои мысли, он слегка качает головой. Я пристально наблюдаю, как он медленно поворачивает голову в сторону. Слегка приподнимает подбородок, и в лунном свете я вижу его широкую и суровую челюсть.

Я еще глубже вжимаюсь в стену, ощущая на себе его взгляд. Он никак не может меня увидеть отсюда. Но почему-то я все равно чувствую, как меня пронзает его взгляд. Словно маленькие острые ножи, царапающие мою кожу, а затем проникающие внутрь меня.

А потом он ухмыляется, его рот растягивается в зловещую улыбку. Мое дыхание сбивается, а легкие наполняются огнем.

Тебе смешно, придурок?

Прежде чем я успеваю сообразить, что мне делать и что чувствовать, он поворачивается и уходит, исчезая за линией деревьев. Медленно и целеустремленно – так, словно ему нет дела ни до чего на свете.

18-е сентября, 1944

Он вернулся. Роналдо вернулся.

Когда он появился, он был весь в синяках и ссадинах. Его красивое лицо омрачали царапины. На его коже живого места не было.

Я была так рада видеть его, что бросилась к нему в объятия. Только тогда я заметила, что ему больно.

Я чуть не заплакала, видя его боль.

Он не рассказал, что случилось. Но думаю, разлука повлияла на нас обоих, потому что мы…

Я возлегла с другим мужчиной. Мужчиной, который не является моим мужем. И мне очень тяжело думать об этом. Я обесчестила себя, я чувствую это. Но я не сожалею.

На самом деле, все, чего я хочу, – сделать это снова.

Глава 11

Манипулятор

Дайя шутила, что бабушка была чокнутой, но теперь я начинаю подозревать, что ее мать тоже была чудачкой. Я листаю дневник, перечитывая ее слова.

Я сижу в том же кресле-качалке, в котором сидела Джиджи, когда делала записи в своем дневнике, пока за ней в это время подсматривал ее поклонник. Пока она позволяла ему смотреть на нее и, видимо, тоже получала от этого удовольствие.

Захлопнув книгу, я бросаю ее на стоящий передо мной пуфик, и он качается под ее тяжестью.

Я тяжело вздыхаю и стискиваю переносицу, чтобы избавиться от расцветающей головной боли.

О чем она только думала? Позволить незнакомому мужчине подсматривать за собой, а затем пустить его в свой дом и давать ему трогать себя? Это безумие. Определенно безумие.

Что действительно безумно, так это то, что я обнаружила этот дневник и что преследователь разыскал меня в одну и ту же ночь. Я не хочу даже думать о том, что это все может значить.