— Мне так не хватает мамочки, — проговорила Мара. В глазах ее сквозила тоска. Она отвернулась к окну и стала смотреть на небо. Затем, словно бы спохватившись, вновь обернулась к Кассии. — Немногие из друзей Адриана женаты, а те, что женаты, имеют таких жен, с которыми у меня нет ни малейшего желания пить вместе чай, я уж не говорю о том, чтобы секретничать. Вы другая. Мы с вами едва знакомы, но у меня такое чувство, что я могу вам все рассказать, всем поделиться. У меня такое ощущение, что вот если мы, к примеру, пошли бы с вами за покупками на Оксфорд-стрит, вы не стали бы лицемерить и говорить, что шелковый отрез на платье неприятного оранжевого оттенка, вовсю нахваливаемый продавцом, будет мне к лицу и пойдет в тон к моим рыжим волосам, если на самом деле это совсем не так. — Она улыбнулась. — Что-то я совсем заболталась. Если верить моему мужу, то это побочный эффект беременности. Он говорит, что в этот период я становлюсь страшно болтливой и моя речь течет быстрее ручья Килкенни в дождливый день у нас дома в Калхейвене. Вот шнур колокольчика, позвоните, когда захотите выйти на балкон. Я приду помочь.
Кассия кивнула. Проводив Мару глазами, она подумала, что вне зависимости от того, какая тайна свела их вместе, они станут хорошими подругами на долгие времена.
Что же привело ее в этот дом? И почему у нее такое ощущение, что никто не хочет рассказывать ей об этом? В сущности, она и не ждала, что Мара ответит на ее вопрос. Особенно после того, как с тем же самым вопросом она обратилась к служанке, которая вчера вечером принесла ей свежие проветренные подушки. В ответ девушка посмотрела на Кассию так, будто не поняла, о чем ее спросили, потом просто качнула головой и быстро вышла из спальни. Чего они все так боятся? Почему молчат?
Как только за Марой закрылась дверь, до Кассии откуда-то из коридора донесся звон разбитого стекла и веселый детский смех.
Она услышала, как Мара крикнула:
— Роберт Чарльз Росс, противный мальчишка, вернись немедленно!
Когда наступил вечер и последние лучи заходящего солнца на западе окрасили крыши домов в красный цвет, Рольф решил, что пора.
Он весь день откладывал визит к Кассии, убеждая себя в том, что ей просто нужно дать больше времени на восстановление сил, но в глубине души он не мог себя обмануть. Ему не хотелось видеть боль и гнев в ее глазах, которые неизбежно появятся после того, как он расскажет, что совершил над ней, пока она находилась в беспамятстве.
Рольф не сомневался, что Кассия возненавидит его, несмотря ни на какие разумные объяснения его поступка, и, уж конечно, перестанет доверять ему. А именно доверия с ее стороны больше всего на свете добивался Рольф.
И все-таки откладывать разговор дальше нет смысла. Рано или поздно кто-нибудь проговорится, и Кассия обо всем узнает. Мара передала ему, что Кассия уже начала задавать ей и прислуге вопросы относительно того, как она попала в дом Калхейвенов, что с ней случилось и почему она вот уже несколько дней прикована к постели.
Вечером Мара сказала Рольфу, что Кассии стало гораздо лучше. Всю вторую половину дня она провела в своей» спальне вместе с детьми, знакомясь и играя с ними. Съела большую порцию жареного барашка с молодым картофелем и даже попросила приготовить для себя ванну.
Так что время пришло. Откладывать визит дальше было бессмысленно. Рольф уже не мог найти какой-нибудь убедительный предлог, который бы позволил ему оттянуть разговор еще хотя бы на сутки. Но… Как же, черт возьми, сказать ей?!
Дверь в спальню, где находилась Кассия, была чуть приоткрыта. В комнате кто-то негромко напевал. Он не стал стучать, а просто открыл дверь и вошел.
Спальня была погружена в полумрак. Отблески заходящего солнца окрашивали все вокруг в приятные оранжево-красные тона. Пение доносилось с балкона, куда вели двустворчатые двери.
Рольф медленно и бесшумно пересек комнату и остановился на самом пороге балкона.
Кассия полулежала в окружении подушек в шезлонге, смотрела на закат. На ее плече покоилась маленькая головка девочки с огненно-рыжими кудряшками. Она спала, сунув крохотный пальчик себе в рот. Кассия ласково гладила ее по головке и тихо напевала французскую колыбельную о принцессах, рыцарях и белых замках.
Рольф стоял, укрывшись в тени спальни, смотрел на Кассию и прислушивался к песенке. Внезапно его внимание привлек рисунок, лежавший рядом с ней на столике. И не столько сам рисунок: на нем была изображена Дана в том положении, в каком она сейчас заснула у Кассии на плече, на месте обычно темного пятна было тщательно выписанное личико девочки.
Рольф вновь перевел взгляд на Кассию. Она по-прежнему не замечала его, продолжала напевать и гладить по волосам Дану, свернувшуюся калачиком у нее на коленях. Впервые он видел Кассию в совершенно новом свете, и это поразило его. Зная, с каким отвращением она относится к самой мысли о браке, он почему-то полагал, что она не должна любить и детей.