Преследуя восход

Дорога казалась нескончаемой. Я попадал во все пробки, и все светофоры как будто нарочно загорались красным при моем приближении. Сегодня вечером я вполне был готов проскочить их и на красный, но не мог допустить, чтобы меня остановили: ради Клэр. Подъезжая к участку трассы с круговым движением, я услышал позади вой сирены, но это было сравнительно далеко, и два тяжелых грузовика загораживали меня. Я не слишком беспокоился. Вполне возможно, что полицейские и гнались-то не за мной, а если и за мной, вряд ли они успели бы настичь меня до поворота. Я подъехал к участку с круговым движением и как раз давал сигнал поворота, когда мое боковое зеркало заполнила машина, с ревом летевшая откуда-то на меня. Ее удар наверняка вытолкнул бы меня в другой ряд, что неизбежно завершилось бы крупной аварией. Я вывернул руль как раз вовремя, но вокруг раздался шквал сигналов и криков. Все это — в мой адрес, поскольку настоящего виновника почему-то никто не заметил. Я только мельком увидел блестящую красную спортивную машину и смуглое, желтоватое и зловеще ухмыляющееся лицо человека, сидевшего за ее рулем. А мне пришлось сделать дополнительный круг, чтобы достигнуть развилки и наконец услышать под колесами стук булыжника. Высокие стены сомкнулись надо мной, и звук сирены замер вдали.

За исключением одного-двух грузовиков, Дунайская улица была пуста, и я мог снять ногу со сцепления. Передо мной открылась подходящая боковая улочка, и, не раздумывая, я свернул туда и зигзагами поехал по ней, мимо задних фасадов складов с крышами, предостерегающе усыпанными рядами острых шипов или битым стеклом, холодно поблескивавшим в тусклом свете. Оттуда я выбрался на другую улицу, вдоль которой тянулись заколоченные окна заброшенной фабрики, а затем оказался на развилке, где мои инстинкты на минуту заколебались. Я опустил стекло и ощутил запах моря, услышал крики чаек. Подняв глаза, я увидел, как они кружат на фоне грозного неба. Я круто повернул руль, и машина прямо-таки полетела по булыжнику. Там, в конце улицы, волшебный лес мачт вставал прямо на фоне освещенного горизонта.

Я прибавил скорость и повернул, скрипнув шинами, к верфи. Надо мной нависали высокие темные корпуса, в последних отблесках теплого дневного света они выглядели совсем не устрашающе, выкрашенные яркой краской, даже с тонкой позолоченной отделкой. Вдоль лееров сочно блестела бронзовая отделка, а вокруг иллюминаторов на некоторых малых судах — и более современные украшения. Но на кораблях почти не было видно признаков жизни, лишь кое-где кто-то возился с такелажем или стоял облокотившись на поручни, да группа мужчин разгружала одно из судов, бросая тюки на берег в сеть, свисавшую с конца гика, — такое я видел разве что на фотографиях девятнадцатого века. Подвода, запряженная лошадьми, стояла наготове, чтобы принять груз, однако, когда я проезжал мимо, и люди, и лошадь смотрели на меня с совершенным безразличием. Казалось, верфи тянутся непрерывно, насколько хватало глаз, во всех направлениях. Но на кирпиче центрального здания, почти выцветшая и раскрошившаяся за сто лет пребывания под солнцем и соленым ветром, виднелась надпись большими буквами в викторианском стиле: «РЫБАЦКАЯ ВЕРФЬ». А под ней, с трудом различимые, были стрелки, показывавшие направо и налево, а под ними — длинный список названий: Стокгольм, Тринити, Мелроз, Данциг, Тир…

Я не стал останавливаться, чтобы дочитать список до конца. Я увидел то, что искал, и нажал на акселератор. Еще три верфи, где склады, высокие, старинные и таинственные, как замки; в воздухе смешивались причудливые запахи смолы, кожи и затхлого масла. И наконец впереди на стене я увидел выведенную готическими буквами выцветшую надпись: «Данцигская верфь». Я резко остановил машину, взвизгнули тормоза. Я выскочил, пробежал несколько шагов… и остановился.

В огромной фаланге кораблей зияла брешь. У трех причалов стояли высокие суда, но четвертый был пуст, и в разрыве, окрашенные золотом в свете заката, рябили воды гавани. С кабестанов и чугунных швартовых тумб, как мертвые змеи, свивались или просто свисали обрубленные канаты. Я пробежал вперед, наклонился над одним из них и обнаружил, что конец чистый, не затертый. Я опустился на причал в глубоком отчаянии, пристально глядя на пустые воды. Я приехал быстро, но волки каким-то странным образом прибыли еще быстрее. Они обрубили канаты и ушли. И Клэр вместе с ними…

Но как давно? Не может быть, чтобы раньше, чем несколько минут назад, от силы полчаса. Чтобы заставить двигаться эти огромные парусные корабли, требуется немалое время. Конечно, они не могли уйти далеко! Я вскочил на ноги.

Но затем я снова медленно опустился на колени на грубые камни. Я сделал это почти в каком-то благоговении.