Пресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах

Мой собственный комментарий к этим записям более чем двадцатилетней давности выглядит дословно так: «Сегодняшний оратор при всем выстраданном моем скепсисе порадовал увлеченностью, откровенностью и вольным или невольным нарушением правил игры, вроде отступлений от бумажки, порывом доспорить и доругаться с кем-то, кого на данном этапе еще не удалось убедить…»

Как мало было надо, быть может, скажет сегодняшний читатель. Да, мало, но эта малость в ту пору весила больше, чем пуды нынешней раскованной трепотни с трибун, а также в видео-, аудио– и интернетовских средствах информации.

Повторяю, обратила на себя внимание не столько суть того, что он говорил, а именно манера.

Действительно, что суть? Тут не было и не могло быть не только революций, но и закидонов. Просто о том, что неоспоримые преимущества социалистического способа ведения сельского хозяйства были бы куда очевиднее, если бы мы мудрее и смелее… А то что же получается? Частник со своих десяти – пятнадцати соток снимает неизмеримо больше, чем…

Мы экономим на строительстве животноводческих помещений, оплате труда подсобных рабочих, на минеральных удобрениях – и в результате теряем в десять раз больше… Ну и так далее и тому подобное, что приходилось слышать много раз и раньше. Только раньше аудитории сообщали обо всем этом как о проблемах существовавших, но теперь, слава богу, решенных или по меньшей мере предрешенных благодаря мерам, только что выработанным мудрым ЦК КПСС во главе с…

Горбачев, если можно так сказать, показывал нам события в развитии. Говоря журналистским языком, он как бы вел репортаж из центра событий. Приглашал на кухню решения проблем, поднимал крышку над кастрюлей и оставлял открытым вопрос, будет ли все, о чем записали в резолюции, проведено в жизнь. То есть будет, конечно, но при условии…

Ну вот, например: «Говоря о результатах, ожидаемых в 90-е годы (ох, какими далекими они казались. – Б. П.), надо многое иметь в виду. И во всяком случае, никакой категоричности, безапелляционности не допускать».

Или: «При подготовке к Пленуму обнаружились диаметрально противоположные точки зрения (это когда все его коллеги талдычут о нерушимом единстве. – Б. П.). Так, о жилищном и культбытовом строительстве хотели записать в последнюю очередь. Но все поголовно руководители хозяйств заявили: «Если не решим эту проблему, последние разбегутся, и некому будет реализовывать то, что будем направлять, вкладывать». (Вот тебе и великие свершения под мудрым водительством… – Б. П.)

«Пришлось столкнуться с путаницей в вопросах экономики. Вплоть до того, что вкладывание в сельское хозяйство – это расточительство. Но повсеместно фондонасыщение сначала ведет к снижению фондоотдачи. Остановиться на полпути – значит зачеркнуть уже сделанное, заниматься болтовней, демагогией, и все под прикрытием высоких слов».

«И вот мы поняли, пока не договоримся, на Пленум выходить нельзя». «Насчет кадров у нас тут такая оценка общая сложилась, что мы тут в какой-то момент упустили…» Казалось бы, обыкновенный бюрократический трюизм. Но вот, судя по моим скупым комментариям, И. В. (Иван Васильевич Капитонов, секретарь ЦК КПСС по кадрам. – Б. П.) набычился. Стал смотреть прямо и вниз перед собой. Но тут же спохватился – ведь оратор выше его рангом, только что был избран членом политбюро, в то время как он вечный „просто“ секретарь, – не зафиксировал ли кто его позу? Заерзал непринужденно, наклонился сначала к одному соседу по президиуму, потом к другому».

Замечу попутно, что несколько лет спустя, по свидетельству Кирилла Лаврова, его мэтр Товстоногов, отвечая на вопрос о первом впечатлении от только что услышанного нового генсека, «сел на кровать, посмотрел на меня выпученными глазами и сказал: „Потрясающе“».

А еще до этого Александр Николаевич Яковлев, будущий архитектор перестройки, а тогда посол в Канаде, приехав в Москву в отпуск, рассказывал мне, нещадно, по-ярославски окая, о встрече в Оттаве с Горбачевым, тогда «всего лишь» секретарем ЦК и членом политбюро: «Вот так же, как с тобой, вышли в парк, помнишь? – чтобы они не слышали, – намек на вездесущих «ближних соседей», то есть КГБ, – и материли советскую-то власть почем зря».

Сделал паузу и пристально посмотрел на меня: «Ей-богу, не вру, – он, пожалуй, еще покруче тебя систему-то нес…»

Не случайно вызванный Андроповым, наверное, с подачи Горбачева, в Москву и, как тогда выражались, поставленный на Институт международных экономических отношений А. Н. убеждал меня, только что назначенного послом в Швецию: «Брось ты к чертям это дело, – как будто не знал, что еду я не по собственной воле, как девять лет назад и он сам. – Тут скоро знаешь какие дела начнут разворачиваться…»

До смерти Брежнева оставалось меньше трех месяцев.