Дима протянул руку за угол и включил свет. Затем подтолкнул меня в спину, чтобы я вошел внутрь. В комнате три на четыре метра было жутко холодно. И у меня сразу похолодела спина. Правда, не от холода, а от вида того, что открылось передо мной.
В центре комнаты на длинном столе лежал труп мужчины, вне всякого сомнения, труп — теперь у меня был опыт точного определения мертвого состояния человека. Это был молодой еще мужчина в самом расцвете лет. Почему я сразу определил, что это труп? Да потому что у него прямо из сердца торчала рукоятка ножа. А вокруг отверстия красовалась застывшее бурое пятно.
— Вот, видишь? — спросил мой мучитель, стоя у двери и держась за косяк рукой. Он качался, как осина на ветру, но взгляд его черных глаз был трезвый и осмысленный.
— Вижу, не слепой! — буркнул я.
— Хороший был парень! — заплетающимся языком вещал Дима. — Отличный семьянин, отец двоих детей.
— Не сомневаюсь! — согласился я. — У него доброе лицо. Было.
— У него своя фирма, торгующая иномарками. И это было заказное убийство.
— И кто заказал, интересно. Неужто, наш магнат!
— Он самый!
— Я так и думал, — усмехнулся я. Кто же еще может делать такие заказы?
Хам приблизился к столу, обошел труп со всех сторон, словно разглядывал его на предмет опознания. Внимательно посмотрел на рукоятку ножа. И вдруг заявил такое, от чего у меня волосы встали дыбом.
— А ты выполнил этот заказ.
— Чего, чего? — не расслышал я пьяный лепет.
— Это ты его убил! — громко сказал хам. — С особой жестокостью. Засадил перо в самое сердце.
— Когда это? — еле слышно прошептал я.
У меня слиплись губы, и я не мог внятно говорить. А вообще, я испугался, что совершил убийство в состоянии сомнамбулического сна. В каком застрелил и того мужика на Лесной улице. Может быть, потеря памяти как раз и есть проявление болезненных отклонений в психике, в результате которых я в невменяемом состоянии имею слабость к убийству людей.
— Вчера! — сказал Дима и зловеще ухмыльнулся.
— Я что-то такого не помню! — радостно сказал я. — Вчера я этого точно совершить не мог. Потому как весь день заседал на всяких конференциях, а ночью был заперт на ключ в своей конуре. И значит, этого парня убил кто-то другой. Сдается мне, что ты!
Дима еще раз посмотрел на рукоятку ножа и перевел взгляд на меня.
— Иди сюда, посмотри повнимательней!
Он махнул мне рукой, приглашая подойти.
Ладно, так и быть, я подойду! Мне не трудно! Все равно больше того, что мне уже придумали, не навесят. И я подошел. Бросил взгляд на рукоятку, ничего там не увидел и отвернулся.
— Ну и что это?
— Ты разве ничего не заметил? — спросил он.
Я еще раз посмотрел на рукоятку ножа, но более внимательно.
— Нет. Ничего. Только немного крови на рукоятке.
Дима безразлично хмыкнул, как хмыкнул бы палач, когда спросил про последнее желание приговоренного, а тот ему ответил, что у него никаких желаний нет.
— Там отпечатки твоих пальцев, — спокойно сказал он. — Это лучшее доказательство того, что этого парня убил ты.
— Врешь! — не поверил я. А с чего это мне ему верить! Никогда я не видел этого ножа и тем более не держался за его рукоятку.
— Твои, твои! — зловеще засмеялся Дима. — Можешь не сомневаться! Все устроено по высшему разряду. Ни один следак не будет сомневаться! Так что пойдешь за убийство лет на восемь, не меньше.
— Когда это я мог держаться за этот нож?
— На днях. Помнишь, тебе в номер принесли завтрак? Ты этим ножом себе колбасу резал.
Теперь я вспомнил, что действительно мне принесли немного колбасы и полбатона черного хлеба, чтобы я сделал себе бутерброды. Столовой меня лишили давно, чтобы я не портил там воздух запахом своего немытого тела. И еду мне приносили в чулан, причем самую непрезентабельную. Как объяснил мне магнат, чтобы ряха не отъедалась.
— Гады! — только и мог сказать я.
Мы вышли из комнаты. Дима выключил свет и запер дверь за ключ. Показал мне в направлении выхода. Я двинулся по коридору первым.
— Так что не думай бежать! — услышал я его голос за спиной. — И неприкосновенность не поможет! Полетишь на зону с первым же этапом!
Я понял, что в любом случае мне суждено стать депутатом, и вернулся в свою конуру. Так, еще один труп, и опять его навешивают на меня. Это уже входит в привычку. Там, где я появляюсь, постоянно кого-то убивают. Но я почему-то уверен, что когда я был тем, кем являлся до потери памяти, никаких трупов и в помине не было. А может, были? Надо будет выяснить это потом. Я ведь все еще надеялся, что все вспомню! А, как известно, надежда умирает последней. После того, как умрет надеющийся.
Глава 11
Депутат в кандидаты
В полупустом зале городской Думы сидело несколько десятков таких же бедолаг, как и я. И занесла же их сюда нелегкая! Теперь придется целых четыре года заниматься болтовней и выслушиванием друг друга. Более скучного занятия придумать, пожалуй, трудно! Если уж на собрании моей партии все дурака валяли, то здесь такие собрания устраивают каждый день с утра до вечера. Поневоле сойдешь с ума. Но поскольку я уже сошел, то мне это не грозило.