Пресс-папье

Я вспомнил об этом замечании, когда посетил на прошлой неделе «Уимблдон» – в качестве гостя Би-би-си, чье освещение теннисного турнира, столь откровенно и неприкрыто марксистское, несомненно вызвало гнев множества благонамеренных людей, а мне, существу, погрязшему в грехе, показалось искусным и достойным всяческого одобрения. Среди людей, стекавшихся толпами под пологи разбитых на стадионе корпоративных шатров в надежде получить свою порцию послеполуденного шампанского, нашлось бы немало тех, кого ошеломило бы, совершенно как Смита, известие, что где-то в этом огромном палаточном городе кто-то и вправду играет в теннис, перебрасываясь тем, что мой школьный преподаватель крикета презрительно именовал «шерстяными мячиками».

Я не собираюсь присоединяться здесь к стенаниям тех, кто находит корпоративные увеселения пошлыми и недостойными, – в связи с этой темой пролито уже достаточно чернил. Я веду дело вот к чему: пересказав в тот день анекдот о Ф. Э. Смите моему спутнику, я услышал в ответ: «Да, но только это был Черчилль, верно? По крайней мере, так мне говорили».

Я уже приготовился к тому, что вскоре буду беспомощно барахтаться в неуклонно набирающем мощь потоке писем, информирующих меня о том, что человеком, о котором идет у нас речь, был не Черчилль и не Смит, а вовсе даже сэр Томас Бичем, или «мой дядя, покойный настоятель собора Св. Павла», или «четвертый герцог Бэссингборнский», или Джоуд,[156] или Порсон,[157] или Марк Аврелий, или Иавиль, жена Хевера.[158] В этом и состоит главная трудность того, что Дизраэли называл «помешательством на случаях из жизни», – это ведь Дизраэли так выразился, верно? Или все-таки доктор Джонсон – или адмирал Сидни Смит? Такого рода «случаи» имеют свойство словно бы липнуть к совершенно определенной людской касте. Во времена Средневековья, если у вас скисало молоко или загоралась сажа в дымоходе, вы винили в этом домового по имени Робин Добрый Малый, который впоследствии обрел мировую славу под прозванием Пак. Мы знаем, что грязь легко пристает к имени человека, похоже, однако, что пристают к нему и сливки. Сэм Голдуин, Дороти Паркер и Граучо Маркс по одну сторону Атлантики, Черчилль, Уайльд, Шоу и Кауард – по другую; всем им приписывались чужие bons mots – просто потому, что для такой атрибуции известное имя удобнее, чем неизвестное.

Но нынешние-то эпиграмматики – кто они? Анекдот, в котором фигурирует текстовый редактор или клейкий желтый листок, Марку Твену приписать трудновато, не так ли? Я считаю, что нам следует избрать современного остроумца, чей долг будет состоять в том, чтобы украшать своим именем все анонимные сарказмы и неатрибутированные остроты, с какими мы встречаемся в нашей жизни. Думаю, в среде политиков такого человека искать не стоит. Услышав, что последней за двадцать лет блестящей шуткой, от которой в парламенте надрывали животики, было замечание Дениса Хили о том, что его залягал мертвый баран, хорошо понимаешь, что среди вместилищ остроумия какого бы то ни было рода это заведение больше не числится. Я полагаю, что избрание штатного остряка нам следует произвести методом бросания игральных костей. Пусть им станет человек, выбранный наугад, человек наподобие, ну, скажем, Иана Маккаскилла, популярного и обаятельного телевизионного метеоролога. И все наши разговоры будут начинаться так: «Это ведь Маккаскилл как-то сказал…» «Ну, как сказал однажды Маккаскилл о кажунской кухне, штука, конечно, хорошая, но ничего такого, о чем стоило бы посылать домой факсы, в ней нет».

Мне кажется, в его имени присутствует некая правильная нота. И это напоминает мне о великолепном aperçu[159] того же Маккаскилла по поводу грандиозной вагнеровской тетралогии «Нибелунги». «Она великолепна, – однажды заметил он, попивая крепкий лимонный коктейль, – жаль только, что не все ноты в ней правильные». Наш человек.

Бестрепетные Защитники Трусиков и Укромные Подтирки

[160]

Мы живем в опасные, ненадежные времена. Мадам Война, подлое, испитое лицо которой уже кривится в гнусной улыбке, того и гляди начнет заливать наш мир кровью, неся нам опустошение и разруху. Шлюха Инфляция уже подбирает нижние юбки, показывая нам свои распухшие, дряблые ляжки. Хмурая разбойница Рецессия уже потирает большим и указательным пальцами свой грубый сизый подбородок и плотоядно щерится, предвкушая нашу нищету, бесприютность и прочую мерзость запустения. В такие времена приятно знать, что существуют люди, которым все еще хватает сил выпускать на экраны телевизоров рекламу Бестрепетных Защитников Трусиков и Укромных Подтирок.