Пресс-центр. Анатомия политического преступления

— Сеньор Вернье, ваш редактор сейчас в городе, — голос сама нежность, сразу ясно, лжет, — но он оставил записку… Ваш материал снят, его перенесли, но точный номер пока еще неизвестен.

— А в чем причина? — спросил Вернье, ярясь на себя: что может ему ответить эта красотка?

— Не знаю, право, сеньор Вернье… Позвоните в конце недели сеньору Тарденасу, всего хорошего…

Вот так взяли тебя в оборот, подумал Вернье, быстро это у них делается… Ну, что же теперь? Как поступать? Садиться за материал для Хора и его команды? Ты много лет был в их команде, сказал он себе, и неплохо жилось тебе, да ты и сейчас с ними, ты же страшишься нищеты, разве нет? А кто ее не страшится, возразил он себе, все боятся, кроме тех, кто по-настоящему талантлив, а таких единицы в этом мире, уж что-что, а таланты бог калькулирует, как самый строгий экономист, считая, видимо, нецелесообразным баловать нас, детей своих…

Он поднялся наверх, попросил официанта принести тройную водку, выпил, ощутил жгучее тепло и понял, что сегодня будет пить, пусть герр Хор ждет, надо же ему отоспаться в отеле, устал, как-никак старость…

Он вернулся домой на набережную, в большую квартиру, построенную этой зимой; три комнаты с окнами на Сену для детей, две для себя; выпил еще, лег на кушетку, поставленную на большом балконе, крикнул:

— Гала, ты никогда не жила с нищим?

Та пришла из кухни, села рядом с ним.

— Почему? Жила.

— Ну и как?

— С милым рай и в шалаше… Тебе худо? Этот самый немец обидел тебя?

— Он меня уволил… Я теперь нищий, Гала, — с какой-то неведомой, странной радостью сказал он. — Ты будешь жить с нищим?

— Я заработаю нам на жизнь в салоне, — улыбнулась Гала. — Какие пустяки, не думай об этом, милый… Мне попадались богатые идиоты, отчего-то везло на них, так что жить с таким умным, нежным и любимым нищим, как ты, это счастье…

— А как я стану помогать детям?

— Я отдам тебе все, что у меня есть, на первое время хватит мальчику и Мари… Не огорчайся, я хорошо зарабатываю в салоне, ты сможешь помогать им, только был бы здоров и оставался таким, какого я люблю… А ты? Скажи, ты еще любишь меня? Или я надоела тебе?

— Надоела, — сказал Вернье. — Терпеть тебя не могу… Ну-ка, дай телефон…

Он набрал номер Хора и сказал:

— Знаете, лучше все-таки вам отоспаться в самолете, я ничего не стану писать, мы же с вами старики, пришло время думать о вечности, Страшный суд, ад и тому подобное…

Положив трубку, он посмотрел на Гала.

— Слушай, а за что ты любишь меня?

Она усмехнулась.

— За что? Это по торговой части, когда любят за что-то. Ты прожил свою жизнь, я свою, каждый из нас видел многое. Но я никогда еще не встречала в моей прошлой жизни таких, как ты.

55

Цепь (иллюстрация № 3). 18.10.83 года

В двадцать часов сорок минут Майкл Вэлш отправил шифротелеграммы в европейские резидентуры ЦРУ, в которых были даны соответствующие инструкции по поводу "утечки информации", о причастности Дигона к событиям в Гаривасе — с одной стороны и гибели Грацио — с другой.

В двадцать три часа комиссар полиции Матэн с подачи Папиньона до конца убедился в том, что Шор не пойдет на компромисс, во-первых, и не откроет своих карт, во- вторых.

В двадцать три часа сорок три минуты об этом был проинформирован Джон Хоф.

В двадцать три часа пятьдесят девять минут сообщение обо всем этом ушло в Лэнгли.

Цепь (иллюстрация № 4) 19.10.83

В пять часов девять минут утра шифротелеграмма от Вэлша поступила в римскую резидентуру.

В двенадцать часов пополудни заместитель резидента ЦРУ встретился со Славко Кадричем за чашкой кофе в маленькой пиццерии, что неподалеку от Колизея (совсем рядом со "стеной наглядной пропаганды": границы Рима в пору античности; огромная территория империи; княжества времен краха; "Великая Италия" Муссолини и, наконец, нынешние границы республики очень впечатляют).

В пятнадцать часов Славко Кадрич оставил свой потрепанный "фиат" в центре Рима, поднялся по виа Венето, тщательно проверился, сел в автобус, спустился к вокзалу и здесь, возле кассы номер шесть, встретился с Францем Золли; беседа продолжалась пять минут; Золли получил портфель, где лежал паспорт на имя Фридриха Роделя, билет на самолет в Берн, водительское удостоверение и пять тысяч долларов; портрет Соломона Шора Кадрич сжег после того, как Золли сказал, что запомнил лицо инспектора; так же была уничтожена рукописная карта с нанесенным на нее маршрутом Шора, по которому тот возвращался из комиссариата домой, а также фотографии парка, где инспектор гулял со своей собакой Зуси.

В двадцать один час неизвестный на большой скорости сшиб Соломона Шора, который шел домой по темной маленькой улице после прогулки с собакой.

В двадцать один час тридцать семь минут Шор был доставлен в бессознательном состоянии в городскую клинику.

В двадцать два часа семь минут в клинику прибыл комиссар Матэн.

В двадцать два часа тридцать минут в клинику приехали представители прессы,

В двадцать два часа тридцать девять минут журналисты атаковали Матэна вопросами в узком больничном коридоре…