- После того, как они прожили эти восемь месяцев без страха, одной строгостью ничего не добьешься, вьехо... Всего можно добиться только так, чтобы человек шел на работу с радостью и убеждением: "Я получу столько денег, что смогу не только купить бутылку себе и чулки жене, но и сэкономить маленько, и еще отложить на отпуск или на то, чтобы начать свое дело, или на то, чтобы отправить ребенка учиться в колледж в Европу, пока у нас мало своих..."
- Ты Дон Кихот, Малыш, не сердись, но люди уважают только одно - силу... - Ты всегда был таким сильным, а сейчас словно женщина...
Санчес рассерженно поставил кий.
- Ну, чего ты хочешь?! Чего вы все хотите?! Чтобы я ввел комендантский час?! Запретил газеты?! Хватал на улицах за шутку в мой адрес и бросал в тюрьму? Вам что, надо жить согнувшись?! Только тогда вы будете спокойны над вами есть власть?!
В зал вошел начальник охраны Карденас.
- Мигель, там "красные береты" задержали трех музыкантов, они говорят, ты их ждешь...
- Я их жду, - ответил Санчес. - Позвони во дворец, мы через пятнадцать минут выезжаем, пусть вызывают Педро с его отчетами... Как прошло выступление Лопеса? Ты посмотрел в гостиной?
- Выступление перенесли на полчаса, я звонил в канцелярию Лопеса.
Санчес удивился.
- Отчего?
- Полетела аппаратура на радиостанции, заканчивают ремонт, дурни нерасторопные... Сейчас я приведу музыкантов...
- Это мой внук Пеле, - пояснил Рамирес майору Карденасу, - он задержит Мигеля на пятнадцать минут, послушай, как он поет.
Карденас пожал плечами, вышел; старик приблизился к Санчесу, положил свою узловатую дрожащую руку на его плечо.
- Не сердись, Малыш, просто я думаю, что ты еще не научился этому делу - управлять другими - и вряд ли научишься, такая это паскудная работа... Выпьешь кампари?
- Нет, не хочу. Выпью холодной минеральной воды. Или лимонного сока... Что-то у меня тяжело на сердце, вьехо... Жмет, жмет... Будто его в руку взяли и пробуют на вес...
- У меня так было, когда Пепе читал вслух книжку одного бородатого янки про то, как наш старик ловил в море агуху (32) и как ее поедали, ходер (33), жадные акулы... Перед ударом всегда следует маленько поговорить, тогда в тебе начинается тоска по делу... Слово - это леность, Малыш, только удар - дело, даже по такому дерьмовому шару, как "тройка", но ведь без него не наберешь пирамиду...
Он красиво положил шар, такой же, как и другие, только с цифрой "три"; черт возьми, подумал Санчес, какая, казалось бы, разница между этим шаром и тем, "тринадцатым", что теперь стоит у Рамиреса на ударе в середину, ан нет, совершенно иное качество, значение, вес... Стоит соскоблить с "тринадцатого" единицу, а к этой тройке пририсовать единицу, и значение изменится, не сотвори себе кумира, воистину так...
- Сейчас я заберу "тринадцатого", - сказал Рамирес. - Ты заметил, Малыш, что все шары на столе одинаковые от создания своего, а любим мы их по-разному?
Санчес рассмеялся,
- Я только что думал именно об этом, вьехо, прямо слово в слово, как ты сказал.
- У меня это часто было с моей мухер (34)... Это бывает, если веришь; мы умеем верить и тогда начинаем думать про одно и то же... А ты читал книгу про этого старика в море?
- Да, - ответил Санчес. - Того янки, что написал книгу, звали Хемингуэй.
В это время Карденас привел Пепе с гитаристами.
- Здравствуйте, гражданин премьер, - сказал Пепе.
- Добрый день, - повторили Ромеро и Бонифасио в один голос.
Санчес улыбнулся.
- Музыканты, а говорите словно солдаты, приветствующие командира... Давайте, ребята, я к вашим услугам. У меня есть десять минут, не больше...
Гитарист Ромеро глянул на свои большие часы, в них был вмонтирован передатчик; когда они шли по парку "Клаб де Пескадорес", он первым делом посмотрел, стоит ли у пирса белый катер с включенным движком; стоял именно там, где должен был, тютелька в тютельку на том месте, которое обозначено на картах, когда репетировали операцию; и капитан был тот, которого им описывали: с рыжей бородой, в белом костюме, с золотым браслетом на левой руке; с катера поступит команда, часы пискнут; это значит, надо доставать "шмайссеры" и кончать полковника, иха де пута (35), красный, наемник Кремля...
Гитаристы молча, неторопливо и сосредоточенно достали свои громадные старые, а потому особенно красивые гитары из огромных, тяжелой кожи чехлов и одновременно - в долю секунды одновременно - прикоснулись к струнам; звук родился густой, осязаемый, дрожащий.
Это была проба; Ромеро взглянул на Пепе, кивнул ему, тот начал; Бонифасио подхватил: "Песня революции..."
...Катер был уже в миле от пирса; капитан, Густаво Карерас, посмотрел на карту - до нейтральных вод оставалось совсем немного; впереди, в семи милях, стоял американский сторожевик; через две минуты можно давать команду на действие; пусть потом ищут катер; наверное, можно снять трагикомедию о том, как эти мулаты будут метаться по пирсу...