Престиж

В мастерской эти вопросы подверглись серьезному обсуждению. Хотя дело приняло скверный оборот, в условиях многолетнего существования Конвенции такое случается; вот и на этот раз у меня не создалось ощущения, будто на моем пути возникла небывалая или непреодолимая трудность. Да, мне пришлось нелегко, но Конвенция не была нарушена — она осталась моим надежным оплотом. Более того, в качестве подтверждения безграничной веры в Конвенцию могу записать, что остался-то в мастерской именно я, тогда как я вернулся в квартиру.

Олив под мою диктовку написала своим почерком то, что нужно. Она явно нервничала, но все же намеревалась по мере сил выполнить эту миссию. Чтобы направить Энджера по ложному пути, сообщение должно было звучать правдоподобно и содержать нечто такое, до чего он бы сам не додумался.

В 14.25 Олив уехала из Хорнси, взяв с собой эту записку, а вернулась только в 23.00.

— Дело сделано! — воскликнула она с порога. — Он клюнул на эту удочку. Все идет к тому, что я его больше не увижу и, конечно, никому — включая его самого — не скажу о нем доброго слова.

Я никогда не спрашивал, что произошло за восемь с половиной часов ее отсутствия и почему ей понадобилось столько времени, чтобы всего лишь отвезти записку. Как рассказала сама Олив — возможно, это и правда, хотя бы потому, что без затей, — она, проехав через весь Лондон на омнибусе, не застала Энджера дома, зато узнала, что он выступает на другом конце города, — где уж тут было управиться быстрее. Но в тот вечер, вплоть до ее возвращения, меня час за часом одолевали убийственные мысли о том, что бывают двойные агенты, которые при встрече с бывшим хозяином позволяют еще раз себя перевербовать, а потом либо исчезают, либо возвращаются с новым подрывным заданием.

Впрочем, та история произошла в конце 1898 года, а эти строки пишутся в знаменательное время: сейчас январь 1901. (Не могу отрешиться от событий внешнего мира. Накануне того дня, когда я взялся за перо, наконец-то упокоилась душа ее величества королевы Виктории, и теперь страна выходит из траура.) Тогда, более двух лет тому назад, Олив сдержала слово и вернулась ко мне; она остается со мною до сих пор, послушная моим желаниям. Моя карьера складывается вполне удачно, я занимаю прочное положение на эстраде и не нуждаюсь в средствах, благополучно существуя на два дома. Руперт Энджер после получения ложных сведений, которые сообщила ему Олив, не совершил против меня ни единого выпада. Все вокруг спокойно; после бурно прожитых лет моя жизнь вошла в мирное русло.

Глава 11

Без всякой охоты пишу эти строки в 1903 году. Я не собирался больше открывать дневник, но жизнь спутала все мои планы.

Руперт Энджер внезапно скончался в возрасте сорока шести лет. Он был на год младше меня. По сообщению «Таймс», смерть наступила в результате осложнений после увечья, полученного в ходе выступления на сцене какого-то театра в Суффолке. Я зачитал до дыр сначала эту заметку, а потом еще одну, более скупую, напечатанную в «Морнинг Пост», пытаясь напоследок откопать хоть что-то доселе неизвестное, однако не нашел для себя ничего нового.

Я давно догадывался о его болезни. Когда я в последний раз видел его собственной персоной, он был совсем плох; похоже, его подтачивал какой-то хронический недуг.

Могу подытожить то, что говорилось в двух опубликованных некрологах — они сейчас лежат передо мной. Энджер родился в 1857 году в графстве Дербишир, но в юности перебрался в Лондон, где обосновался на долгие годы и достиг значительных творческих успехов. Объездил с гастролями всю Великобританию, а также Европу, трижды побывал в Новом Свете, причем в последний раз — в начале нынешнего года. Ему принадлежит идея создания нескольких иллюзионных номеров (среди них «Утренний свет», в ходе которого из якобы запаянного сосуда на глазах у публики появлялась девушка-ассистентка — этот номер переняли многие иллюзионисты). Последним его достижением стала иллюзия под названием «Яркий миг», которую он исполнял в тот роковой день. Репутация блестящего фокусника обеспечила ему большой успех среди устроителей домашних вечеров и небольших собраний. У него остались жена, сын и две дочери; с ними он жил в Лондоне до конца своих дней. Он регулярно выступал перед публикой, пока не стал жертвой несчастного случая.

Глава 12

О смерти Энджера я пишу без всякого злорадства. Она стала трагической развязкой целой череды событий, растянувшихся более чем на два года. Заносить их в дневник я не счел нужным, ибо, как ни прискорбно, они грозили возобновлением нашей вражды.