Прошло всего одиннадцать дней после вынесения протеста прокурора, и Судебная коллегия Верховного суда определила: постановление в отношении Гумилева — отменить, дело — прекратить. При этом было подчеркнуто: Гумилев был подвергнут расстрелу — «без указания закона». Так отметила Родина семидесятилетие со дня смерти поэта.
Минул еще год, и прокуроры, вместе с госбезопасностью, пытаясь угнаться за историей, установили, что всей Петроградской боевой организации, покушавшейся свергнуть советскую власть, «как таковой не существовало, она была создана искусственно следственными органами, а уголовное дело в отношении участников организации, получившей свое название только в процессе расследования, было полностью сфальсифицировано. Все участники ПБО… реабилитированы».
«Дело Икс» оказалось делом фикс.
Как говорится, справедливость восторжествовала. Другой вопрос — нужна ли вообще эта реабилитация? Нужна, конечно, — не Гумилеву, а нам, если эта реабилитация не формальный юридический акт, а результат понимания государством своей истории, пусть даже с роковым опозданием.
Юристы сказали свое слово, закончили расследование, но историки продолжают работать, ведут исследование
.И снова горячо обсуждаются свидетельства из эмигрантской прессы, туманные и разноречивые, что заговор все-таки был и Гумилев — его прямой участник, свидетельства, которые во времена советской власти намеренно, из лучших побуждений утаивались, поскольку могли быть похожи на доносы. Версия заговора реанимируется — уже противниками советской власти. Странно было бы, рассуждают они, если бы лучшие русские люди — патриоты, не пытались бороться с насилием коммунистов.
«Дело Икс» снова переоценивается, на другом витке общественного противостояния.
Имя поэта стало разменной картой в политической борьбе. На хоругви с его образом враждующие партии вписывают свои, противонаправленные версии и лозунги. Дошло до того, что он, Гумилев, якобы отправлялся в Париж и в Африку не из страсти к путешествиям, а выполняя какие-то шпионские задания.
Еще раз подтверждается печальная ирония: история — политика, повернутая в прошлое.