Преступление без смысла (СИ)

А когда вновь посмотрел влево, там уже никого не было.

— Ну что, доволен? — спросила Дея.

— Вполне, — сказал Глеб.

Они приместились к «Фабрике». Дея извлекла из ноздри серьгу:

— Я домой — перекрашусь и сменю причёску.

— А почему бы не оставить всё так? — удивился Глеб.

Дея улыбнулась:

— Законодержцам нельзя, у нас с этим строго… Надеюсь, ещё поработаем над совместным расследованием?

Глеб промолчал.

— Знаешь, — вздохнула Дея, — если у кого и есть повод послать Азарина к чёрту, так это у меня — ведь на мою жизнь махнули рукой… Но я всё же останусь. Уверена, что и ты передумаешь: после всей этой истории любая работа покажется тебе тоской смертной. Пока!

Дея исчезла, и Глеб ещё минуту сидел в кресле… А затем подумал: «Хочу встать!»

И встал.

В Лесовье Перун произнёс то, чего не слышала Эми; перед битвой с Лаэндо Глеб пытался забыть те слова, потому что иначе они не дали бы покоя.

— ВАШ ВРАГ УЖЕ ЛЕТИТ СЮДА, — тревожно сообщил Перун. — НО КОЕ-ЧТО Я ЕЩЁ УСПЕЮ СКАЗАТЬ ВАМ… ТОЧНЕЕ, ОДНОМУ ИЗ ВАС.

И он сказал.

Перун говорил, а Глеб слушал.

— Ты пожертвовал жёлудем ради других, а магия — как водная гладь: ветер отразится в ней рябью, брошенный камень поднимет брызги. Магия примет всё — и ответит. Сегодня она ответила тебе: ответила на твою доброту и бескорыстность… на всё, о чём говорит твоё сердце. Покинув Лесовье, ты изменишься: каждый день твоей жизни у тебя будет один час, когда ты сможешь ходить. Час — это немного… но иногда этого хватит, чтобы кого-то спасти. Возможно, этого хватит, чтобы спасти себя — не от врагов, но от душевной боли… теперь этот час у тебя есть. Хотя таким, как ты, он не нужен: даже сидя в коляске ты сильнее большинства тех, кто идёт рядом.

Стоя напротив «Фабрики», Глеб подумал, что час — это не так уж и мало.

За час можно украсть — или остановить вора; можно оскорбить — или утешить; можно изуродовать чью-то картину, — а иногда написать шедевр.

Большинство людей, встающих каждый день на собственные ноги, редко задумываются о том, как много можно сделать за час.

С «Фабрики» долетел запах выпечки: наверное, Серафим Игнатьевич уже раскладывает булки, поглядывая на зеркало-монитор — где, конечно же, идёт футбол… Глеб невольно улыбнулся, но всё же подумал: «Моё ли это?..»

И вспомнил слова Деи: «…после всей этой истории любая работа покажется тебе тоской смертной».

Возможно, она и права… А если так, то кто знает: быть может, его история только начиналась.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ