Преступление и наказание

No, would it not be better to try Svidrigailov?	Нет, не лучшее ли испытать Свидригайлова: что это такое?
And he could not help inwardly owning that he had long felt that he must see him for some reason.	И он не мог не сознаться внутри, что и действительно тот на что-то ему давно уже как бы нужен.
But what could they have in common?	Ну, однако ж, что' может быть между ними общего?
Their very evil-doing could not be of the same kind.	Даже и злодейство не могло бы быть у них одинаково.
The man, moreover, was very unpleasant, evidently depraved, undoubtedly cunning and deceitful, possibly malignant.	Этот человек очень к тому же был неприятен, очевидно чрезвычайно развратен, непременно хитер и обманчив, может быть, очень зол.
Such stories were told about him.	Про него ходят такие рассказы.
It is true he was befriending Katerina Ivanovna's children, but who could tell with what motive and what it meant?	Правда, он хлопотал за детей Катерины Ивановны; но кто знает, для чего и что это означает?
The man always had some design, some project.	У этого человека вечно какие-то намерения и проекты.
There was another thought which had been continually hovering of late about Raskolnikov's mind, and causing him great uneasiness. It was so painful that he made distinct efforts to get rid of it.	Мелькала постоянно во все эти дни у Раскольникова еще одна мысль и страшно его беспокоила, хотя он даже старался прогонять ее от себя, так она была тяжела для него!
He sometimes thought that Svidrigailov was dogging his footsteps. Svidrigailov had found out his secret and had had designs on Dounia.	Он думал иногда: Свидригайлов все вертелся около него, да и теперь вертится; Свидригайлов узнал его тайну; Свидригайлов имел замыслы против Дуни.
What if he had them still?	А если и теперь имеет?
Wasn't it practically certain that he had?	Почти наверное можно сказать, что да.
And what if, having learnt his secret and so having gained power over him, he were to use it as a weapon against Dounia?	А если теперь, узнав его тайну и таким образом получив над ним власть, он захочет употребить ее как оружие против Дуни?
This idea sometimes even tormented his dreams, but it had never presented itself so vividly to him as on his way to Svidrigailov.	Мысль эта иногда, даже во сне, мучила его, но в первый еще раз она явилась ему так сознательно ярко, как теперь, когда он шел к Свидригайлову.
The very thought moved him to gloomy rage.	Одна уже мысль эта приводила его в мрачную ярость.
To begin with, this would transform everything, even his own position; he would have at once to confess his secret to Dounia.	Во-первых, тогда уже все изменится, даже в его собственном положении: следует тотчас же открыть тайну Дунечке.
Would he have to give himself up perhaps to prevent Dounia from taking some rash step?	Следует, может быть, предать самого себя, чтоб отвлечь Дунечку от какого-нибудь неосторожного шага.
The letter?	Письмо?
This morning Dounia had received a letter.	Нынче утром Дуня получила какое-то письмо!