Преступление и наказание, Часть 3

He was a man of about five and thirty, short, stout even to corpulence, and clean shaven. He wore his hair cut short and had a large round head, particularly prominent at the back.	Это был человек лет тридцати пяти, росту пониже среднего, полный и даже с брюшком, выбритый, без усов и без бакенбард, с плотно выстриженными волосами на большой круглой голове, как-то особенно выпукло закругленной на затылке.
His soft, round, rather snub-nosed face was of a sickly yellowish colour, but had a vigorous and rather ironical expression.	Пухлое, круглое и немного курносое лицо его было цвета больного, темно-желтого, но довольно бодрое и даже насмешливое.
It would have been good-natured except for a look in the eyes, which shone with a watery, mawkish light under almost white, blinking eyelashes.	Оно было бы даже и добродушное, если бы не мешало выражение глаз, с каким-то жидким водянистым блеском, прикрытых почти белыми, моргающими, точно подмигивая кому, ресницами.
The expression of those eyes was strangely out of keeping with his somewhat womanish figure, and gave it something far more serious than could be guessed at first sight.	Взгляд этих глаз как-то странно не гармонировал со всею фигурой, имевшею в себе даже что-то бабье, и придавал ей нечто гораздо более серьезное, чем с первого взгляда можно было от нее ожидать.
As soon as Porfiry Petrovitch heard that his visitor had a little matter of business with him, he begged him to sit down on the sofa and sat down himself on the other end, waiting for him to explain his business, with that careful and over-serious attention which is at once oppressive and embarrassing, especially to a stranger, and especially if what you are discussing is in your opinion of far too little importance for such exceptional solemnity.	Порфирий Петрович, как только услышал, что гость имеет до него "дельце", тотчас же попросил его сесть на диван, сам уселся на другом конце и уставился в гостя, в немедленном ожидании изложения дела, с тем усиленным и уж слишком серьезным вниманием, которое даже тяготит и смущает с первого раза, особенно по незнакомству, и особенно если то, что вы излагаете, по собственно важным, оказываемым вам вниманием.
But in brief and coherent phrases Raskolnikov explained his business clearly and exactly, and was so well satisfied with himself that he even succeeded in taking a good look at Porfiry.	Но Раскольников в коротких и связных словах, ясно и точно изъяснил свое дело и собой остался доволен так, что даже успел довольно хорошо осмотреть Порфирия.
Porfiry Petrovitch did not once take his eyes off him.	Порфирий Петрович тоже ни разу не свел с него глаз во все время.
Razumihin, sitting opposite at the same table, listened warmly and impatiently, looking from one to the other every moment with rather excessive interest.	Разумихин, поместившись напротив, за тем же столом, горячо и нетерпеливо следил за изложением дела, поминутно переводя глаза с того на другого и обратно, что уже выходило немного из мерки.
"Fool," Raskolnikov swore to himself.	"Дурак!" - ругнул про себя Раскольников.
"You have to give information to the police," Porfiry replied, with a most businesslike air, "that having learnt of this incident, that is of the murder, you beg to inform the lawyer in charge of the case that such and such things belong to you, and that you desire to redeem them... or... but they will write to you."	- Вам следует подать объявление в полицию, - с самым деловым видом отвечал Порфирий, - о том-с, что, известившись о таком-то происшествии, то есть об этом убийстве, вы просите, в свою очередь, уведомить следователя, которому поручено дело, что такие-то вещи принадлежат вам и что вы желаете их выкупить... или там... да вам, впрочем, напишут.