Преступление и наказание, Часть 3

Romeo!	Ромео!
Stay, I'll tell of you to-day. Ha-ha-ha!	Постой, я это кое-где перескажу сегодня, ха-ха-ха!
I'll make mother laugh, and someone else, too..."	Вот маменьку-то посмешу... да и еще кой-кого...
"Listen, listen, listen, this is serious.... What next, you fiend!"	- Послушай, послушай, послушай, ведь это серьезно, ведь это...
Razumihin was utterly overwhelmed, turning cold with horror.	Что ж это после этого, черт! - сбился окончательно Разумихин, холодея от ужаса.
"What will you tell them?	- Что ты им расскажешь?
Come, brother... foo! what a pig you are!"	Я, брат... Фу, какая же ты свинья!
"You are like a summer rose.	- Просто роза весенняя!
And if only you knew how it suits you; a Romeo over six foot high!	И как это к тебе идет, если б ты знал; Ромео десяти вершков росту!
And how you've washed to-day--you cleaned your nails, I declare. Eh?	Да как ты вымылся сегодня, ногти ведь отчистил, а?
That's something unheard of!	Когда это бывало?
Why, I do believe you've got pomatum on your hair!	Да ей-богу же ты напомадился!
Bend down."	Нагнись-ка!
"Pig!"	- Свинья!!!
Raskolnikov laughed as though he could not restrain himself. So laughing, they entered Porfiry Petrovitch's flat.	Раскольников до того смеялся, что, казалось, уж и сдержать себя не мог, так со смехом и вступили в квартиру Порфирия Петровича.
This is what Raskolnikov wanted: from within they could be heard laughing as they came in, still guffawing in the passage.	Того и надо было Раскольникову: из комнат можно было услышать, что они вошли смеясь и все еще хохочут в прихожей.
"Not a word here or I'll... brain you!" Razumihin whispered furiously, seizing Raskolnikov by the shoulder.	- Ни слова тут, или я тебя... размозжу! -прошептал в бешенстве Разумихин, хватая за плечо Раскольникова.
CHAPTER V	V
Raskolnikov was already entering the room.	Тот уже входил в комнаты.
He came in looking as though he had the utmost difficulty not to burst out laughing again.	Он вошел с таким видом, как будто изо всей силы сдерживался, чтобы не прыснуть как-нибудь со смеху.
Behind him Razumihin strode in gawky and awkward, shamefaced and red as a peony, with an utterly crestfallen and ferocious expression.	За ним, с совершенно опрокинутою и свирепою физиономией, красный как пион, долговязо и неловко, вошел стыдящийся Разумихин.
His face and whole figure really were ridiculous at that moment and amply justified Raskolnikov's laughter.	Лицо его и вся фигура действительно были в эту минуту смешны и оправдывали смех Раскольникова.