Читаем Преступление и наказание, Часть 4 полностью

"Because I am not offended at the rudeness of your questions?- Оттого что грубостию ваших вопросов не обижался?
Is that it?Так, что ли?
But why take offence?Да... чего ж обижаться?
As you asked, so I answered," he replied, with a surprising expression of simplicity.Как спрашивали, так и отвечал, - прибавил он с удивительным выражением простодушия.
"You know, there's hardly anything I take interest in," he went on, as it were dreamily, "especially now, I've nothing to do....- Ведь я особенно-то ничем почти не интересуюсь, ей-богу, - продолжал он как-то вдумчиво.
You are quite at liberty to imagine though that I am making up to you with a motive, particularly as I told you I want to see your sister about something.- Особенно теперь, ничем-таки не занят... Впрочем, вам позволительно думать, что я из видов заискиваю, тем более что имею дело до вашей сестрицы, сам объявил.
But I'll confess frankly, I am very much bored.Но я вам откровенно скажу: очень скучно!
The last three days especially, so I am delighted to see you....Особенно эти три дня, так что я вам даже обрадовался...
Don't be angry, Rodion Romanovitch, but you seem to be somehow awfully strange yourself.Не рассердитесь, Родион Романович, но вы мне сами почему-то кажетесь ужасно как странным.
Say what you like, there's something wrong with you, and now, too... not this very minute, I mean, but now, generally....Как хотите, а чтото в вас есть; и именно теперь, то есть не собственно в эту минуту, а вообще теперь...
Well, well, I won't, I won't, don't scowl!Ну, ну, не буду, не буду, не хмурьтесь!
I am not such a bear, you know, as you think."Я ведь не такой медведь, как вы думаете.
Raskolnikov looked gloomily at him.Раскольников мрачно посмотрел на него.
"You are not a bear, perhaps, at all," he said.- Вы даже, может быть и совсем не медведь, -сказал он.
"I fancy indeed that you are a man of very good breeding, or at least know how on occasion to behave like one."- Мне даже кажется, что вы очень хорошего общества или, по крайней мере, умеете при случае быть и порядочным человеком.
"I am not particularly interested in anyone's opinion," Svidrigailov answered, dryly and even with a shade of haughtiness, "and therefore why not be vulgar at times when vulgarity is such a convenient cloak for our climate... and especially if one has a natural propensity that way," he added, laughing again.- Да ведь я ничьим мнением особенно не интересуюсь, - сухо и как бы даже с оттенком высокомерия ответил Свидригайлов, - а потому отчего же и не побывать пошляком, когда это платье в нашем климате так удобно носить и... и особенно если к тому и натуральную склонность имеешь, - прибавил он, опять засмеявшись.
"But I've heard you have many friends here.- Я слышал, однако, что у вас здесь много знакомых.
You are, as they say, 'not without connections.'Вы ведь то, что называется "не без связей".
What can you want with me, then, unless you've some special object?"Зачем же вам я-то в таком случае, как не для целей?
Перейти на страницу:

Похожие книги

Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Биографии и Мемуары / Критика
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Вьюга
Вьюга

«…Война уже вошла в медлительную жизнь людей, но о ней еще судили по старым журналам. Еще полуверилось, что война может быть теперь, в наше время. Где-нибудь на востоке, на случай усмирения в Китае, держали солдат в барашковых шапках для охраны границ, но никакой настоящей войны с Россией ни у кого не может быть. Россия больше и сильнее всех на свете, что из того, что потерпела поражение от японцев, и если кто ее тронет, она вся подымется, все миллионы ее православных серых героев. Никто не сомневался, что Россия победит, и больше было любопытства, чем тревоги, что же такое получится, если война уже началась…»

Вениамин Семенович Рудов , Евгений Федорович Богданов , Иван Созонтович Лукаш , Михаил Афанасьевич Булгаков , Надежда Дмитриевна Хвощинская

Фантастика / Приключения / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фантастика: прочее