Читаем Преступление и наказание, Часть 4 полностью

His study was a room neither large nor small, furnished with a large writing-table, that stood before a sofa, upholstered in checked material, a bureau, a bookcase in the corner and several chairs--all government furniture, of polished yellow wood.Кабинет его была комната ни большая, ни маленькая; стояли в ней: большой письменный стол перед диваном, обитым клеенкой, бюро, шкаф в углу и несколько стульев - все казенной мебели, из желтого отполированного дерева.
In the further wall there was a closed door, beyond it there were no doubt other rooms.В углу, в задней стене или, лучше сказать, в перегородке была запертая дверь: там далее, за перегородкой, должны были, стало быть, находиться еще какие-то комнаты.
On Raskolnikov's entrance Porfiry Petrovitch had at once closed the door by which he had come in and they remained alone.При входе Раскольникова Порфирий Петрович тотчас же притворил дверь, в которую тот вошел, и они остались наедине.
He met his visitor with an apparently genial and good-tempered air, and it was only after a few minutes that Raskolnikov saw signs of a certain awkwardness in him, as though he had been thrown out of his reckoning or caught in something very secret.Он встретил своего гостя, по-видимому, с самым веселым и приветливым видом, и только уже несколько минут спустя Раскольников, по некоторым признакам, заметил в нем как бы замешательство, - точно его вдруг сбили с толку или застали на чем-нибудь очень уединенном и скрытном.
"Ah, my dear fellow!- А, почтеннейший!
Here you are... in our domain"... began Porfiry, holding out both hands to him.Вот и вы... в наших краях... - начал Порфирий, протянув ему обе руки.
"Come, sit down, old man... or perhaps you don't like to be called 'my dear fellow' and 'old man!'--_tout court_?- Ну, садитесь-ка, батюшка! Али вы, может, не любите, чтобы вас называли почтеннейшим и... батюшкой, - этак tout court? .
Please don't think it too familiar....За фамильярность, пожалуйста, не сочтите...
Here, on the sofa."Вот сюда-с, на диванчик.
Raskolnikov sat down, keeping his eyes fixed on him.Раскольников сел, не сводя с него глаз.
"In our domain," the apologies for familiarity, the French phrase _tout court_, were all characteristic signs."В наших краях", извинения в фамильярности, французское словцо "tout court" и проч., и проч., - все это были признаки характерные.
"He held out both hands to me, but he did not give me one--he drew it back in time," struck him suspiciously."Он, однако ж, мне обе руки-то протянул, а ни одной ведь не дал, отнял вовремя", -мелькнуло в нем подозрительно.
Both were watching each other, but when their eyes met, quick as lightning they looked away.Оба следили друг за другом, но только что взгляды их встречались, оба, с быстротою молнии, отводили их один от другого.
"I brought you this paper... about the watch. Here it is.- Я вам принес эту бумажку... об часах-то... вот-с.
Is it all right or shall I copy it again?"Так ли написано или опять переписывать?
"What?- Что?
A paper?Бумажка?
Yes, yes, don't be uneasy, it's all right," Porfiry Petrovitch said as though in haste, and after he had said it he took the paper and looked at it.Так, так... не беспокойтесь, так точно-с, -проговорил, как бы спеша куда-то, Порфирий Петрович и, уже проговорив это, взял бумагу и просмотрел ее.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Биографии и Мемуары / Критика
Вьюга
Вьюга

«…Война уже вошла в медлительную жизнь людей, но о ней еще судили по старым журналам. Еще полуверилось, что война может быть теперь, в наше время. Где-нибудь на востоке, на случай усмирения в Китае, держали солдат в барашковых шапках для охраны границ, но никакой настоящей войны с Россией ни у кого не может быть. Россия больше и сильнее всех на свете, что из того, что потерпела поражение от японцев, и если кто ее тронет, она вся подымется, все миллионы ее православных серых героев. Никто не сомневался, что Россия победит, и больше было любопытства, чем тревоги, что же такое получится, если война уже началась…»

Вениамин Семенович Рудов , Евгений Федорович Богданов , Иван Созонтович Лукаш , Михаил Афанасьевич Булгаков , Надежда Дмитриевна Хвощинская

Фантастика / Приключения / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фантастика: прочее
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза