Читаем Преступление и наказание, Часть 4 полностью

The temperament reflects everything like a mirror!Зеркало натура, зеркало-с, самое прозрачное-с!
Gaze into it and admire what you see!Смотри в него и любуйся, вот что-с!
But why are you so pale, Rodion Romanovitch? Is the room stuffy? Shall I open the window?"Да что это вы так побледнели, Родион Романович, не душно ли вам, не растворить ли окошечко?
"Oh, don't trouble, please," cried Raskolnikov and he suddenly broke into a laugh. "Please don't trouble."- О, не беспокойтесь, пожалуйста, - вскричал Раскольников и вдруг захохотал, - пожалуйста, не беспокойтесь!
Porfiry stood facing him, paused a moment and suddenly he too laughed.Порфирий остановился против него, подождал и вдруг сам захохотал, вслед за ним.
Raskolnikov got up from the sofa, abruptly checking his hysterical laughter.Раскольников встал с дивана, вдруг резко прекратив свой, совершенно припадочный, смех.
"Porfiry Petrovitch," he began, speaking loudly and distinctly, though his legs trembled and he could scarcely stand. "I see clearly at last that you actually suspect me of murdering that old woman and her sister Lizaveta.- Порфирий Петрович! - проговорил он громко и отчетливо, хотя едва стоял на дрожавших ногах,- я, наконец, вижу ясно, что вы положительно подозреваете меня в убийстве этой старухи и ее сестры Лизаветы.
Let me tell you for my part that I am sick of this.С своей стороны объявляю вам, что все это мне давно уже надоело.
If you find that you have a right to prosecute me legally, to arrest me, then prosecute me, arrest me.Если находите, что имеете право меня законно преследовать, то преследуйте; арестовать, то арестуйте.
But I will not let myself be jeered at to my face and worried..."Но смеяться себе в глаза и мучить себя я не позволю.
His lips trembled, his eyes glowed with fury and he could not restrain his voice.Вдруг губы его задрожали, глаза загорелись бешенством, и сдержанный до сих пор голос зазвучал.
"I won't allow it!" he shouted, bringing his fist down on the table. "Do you hear that, Porfiry Petrovitch?- Не позволю-с! - крикнул он вдруг, изо всей силы стукнув кулаком по столу, - слышите вы это, Порфирий Петрович?
I won't allow it."Не позволю!
"Good heavens! What does it mean?" cried Porfiry Petrovitch, apparently quite frightened.- Ах, господи, да что это опять! - вскрикнул, по-видимому в совершенном испуге, Порфирий Петрович, - батюшка!
"Rodion Romanovitch, my dear fellow, what is the matter with you?"Родион Романович! Родименький! Отец! Да что с вами?
"I won't allow it," Raskolnikov shouted again.- Не позволю! - крикнул было другой раз Раскольников.
"Hush, my dear man!- Батюшка, потише!
They'll hear and come in.Ведь услышат, придут!
Just think, what could we say to them?" Porfiry Petrovitch whispered in horror, bringing his face close to Raskolnikov's.Ну что тогда мы им скажем, подумайте! -прошептал в ужасе Порфирий Петрович, приближая свое лицо к самому лицу Раскольникова.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Критика / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Биографии и Мемуары
Вьюга
Вьюга

«…Война уже вошла в медлительную жизнь людей, но о ней еще судили по старым журналам. Еще полуверилось, что война может быть теперь, в наше время. Где-нибудь на востоке, на случай усмирения в Китае, держали солдат в барашковых шапках для охраны границ, но никакой настоящей войны с Россией ни у кого не может быть. Россия больше и сильнее всех на свете, что из того, что потерпела поражение от японцев, и если кто ее тронет, она вся подымется, все миллионы ее православных серых героев. Никто не сомневался, что Россия победит, и больше было любопытства, чем тревоги, что же такое получится, если война уже началась…»

Вениамин Семенович Рудов , Евгений Федорович Богданов , Иван Созонтович Лукаш , Михаил Афанасьевич Булгаков , Надежда Дмитриевна Хвощинская

Фантастика / Приключения / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фантастика: прочее