Читаем Преступление и наказание, Часть 4 полностью

How was it you ran downstairs like that at the time?- Как же ты, ну, как же ты с лестницы-то тогда сбежал?
The porters met you both!"Ведь дворники вас обоих встретили?
"It was to put them off the scent... I ran after Mitka," Nikolay replied hurriedly, as though he had prepared the answer.- Это я для отводу... тогда... бежал с Митькой, -как бы заторопясь и заранее приготовившись, ответил Николай.
"I knew it!" cried Porfiry, with vexation. "It's not his own tale he is telling," he muttered as though to himself, and suddenly his eyes rested on Raskolnikov again.- Ну, так и есть! - злобно вскрикнул Порфирий, -не свои слова говорит! - пробормотал он как бы про себя и вдруг опять увидал Раскольникова.
He was apparently so taken up with Nikolay that for a moment he had forgotten Raskolnikov.Он, видимо, до того увлекся с Николаем, что на одно мгновение даже забыл о Раскольникове.
He was a little taken aback.Теперь он вдруг опомнился, даже смутился...
"My dear Rodion Romanovitch, excuse me!" he flew up to him, "this won't do; I'm afraid you must go... it's no good your staying... I will... you see, what a surprise!... Good-bye!"- Родион Романович, батюшка! Извините-с, -кинулся он к нему, - этак нельзя-с; пожалуйте-с... вам тут нечего... я и сам... видите, какие сюрпризы!.. пожалуйте-с!..
And taking him by the arm, he showed him to the door.И, взяв его за руку, он показал ему на дверь.
"I suppose you didn't expect it?" said Raskolnikov who, though he had not yet fully grasped the situation, had regained his courage.- Вы, кажется, этого не ожидали? - проговорил Раскольников, конечно, ничего еще не понимавший ясно, но уже успевший сильно ободриться.
"You did not expect it either, my friend.- Да и вы, батюшка, не ожидали.
See how your hand is trembling! He-he!"Ишь ручка-то как дрожит! хе-хе!
"You're trembling, too, Porfiry Petrovitch!"- Да и вы дрожите, Порфирий Петрович.
"Yes, I am; I didn't expect it."- И я дрожу-с; не ожидал-с!..
They were already at the door; Porfiry was impatient for Raskolnikov to be gone.Они уже стояли в дверях. Порфирий нетерпеливо ждал, чтобы прошел Раскольников.
"And your little surprise, aren't you going to show it to me?" Raskolnikov said, sarcastically.- А сюрпризик-то так и не покажете? - проговорил вдруг Раскольников.
"Why, his teeth are chattering as he asks, he-he!- Говорит, а у самого еще зубки во рту один о другой колотятся, хе-хе!
You are an ironical person!Иронический вы человек!
Come, till we meet!"Ну-с, до свидания-с.
"I believe we can say _good-bye_!"- По-моему, так прощайте!
"That's in God's hands," muttered Porfiry, with an unnatural smile.- Как бог приведет-с, как бог приведет-с! -пробормотал Порфирий с искривившеюся как-то улыбкой.
As he walked through the office, Raskolnikov noticed that many people were looking at him.Проходя канцелярию, Раскольников заметил, что многие на него пристально посмотрели.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Биографии и Мемуары / Критика
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Вьюга
Вьюга

«…Война уже вошла в медлительную жизнь людей, но о ней еще судили по старым журналам. Еще полуверилось, что война может быть теперь, в наше время. Где-нибудь на востоке, на случай усмирения в Китае, держали солдат в барашковых шапках для охраны границ, но никакой настоящей войны с Россией ни у кого не может быть. Россия больше и сильнее всех на свете, что из того, что потерпела поражение от японцев, и если кто ее тронет, она вся подымется, все миллионы ее православных серых героев. Никто не сомневался, что Россия победит, и больше было любопытства, чем тревоги, что же такое получится, если война уже началась…»

Вениамин Семенович Рудов , Евгений Федорович Богданов , Иван Созонтович Лукаш , Михаил Афанасьевич Булгаков , Надежда Дмитриевна Хвощинская

Фантастика / Приключения / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фантастика: прочее