Преступление и наказание, Часть 5

Perhaps he would have been glad to give up everything and get away, but at the moment this was scarcely possible. It would have implied admitting the truth of the accusations brought against him.	Может быть, он бы с удовольствием бросил все и ушел, но в настоящую минуту это было почти невозможно; это значило прямо сознаться в справедливости взводимых на него обвинений и в том, что он действительно оклеветал Софью Семеновну.
Moreover, the company, which had already been excited by drink, was now too much stirred to allow it.	К тому же и публика, и без того уже подпившая, слишком волновалась.
The commissariat clerk, though indeed he had not grasped the whole position, was shouting louder than anyone and was making some suggestions very unpleasant to Luzhin.	Провиантский, хотя, впрочем, и не все понимавший, кричал больше всех и предлагал некоторые весьма неприятные для Лужина меры.
But not all those present were drunk; lodgers came in from all the rooms.	Но были и не пьяные; сошлись и собрались изо всех комнат.
The three Poles were tremendously excited and were continually shouting at him: "The _pan_ is a _lajdak_!" and muttering threats in Polish.	Все три полячка' ужасно горячились и кричали ему беспрестанно: "пане лайдак!", причем бормотали еще какие-то угрозы по-польски.
Sonia had been listening with strained attention, though she too seemed unable to grasp it all; she seemed as though she had just returned to consciousness.	Соня слушала с напряжением, но как будто тоже не все понимала, точно просыпалась от обморока.
She did not take her eyes off Raskolnikov, feeling that all her safety lay in him.	Она только не спускала своих глаз с Раскольникова, чувствуя, что в нем вся ее защита.
Katerina Ivanovna breathed hard and painfully and seemed fearfully exhausted.	Катерина Ивановна трудно и хрипло дышала и была, казалось, в страшном изнеможении.
Amalia Ivanovna stood looking more stupid than anyone, with her mouth wide open, unable to make out what had happened.	Всех глупее стояла Амалия Ивановна, разинув рот и ровно ничего не смысля.
She only saw that Pyotr Petrovitch had somehow come to grief.	Она только видела, что Петр Петрович как-то попался.
Raskolnikov was attempting to speak again, but they did not let him. Everyone was crowding round Luzhin with threats and shouts of abuse.	Раскольников попросил было опять говорить, но ему уже не дали докончить: все кричали и теснились около Лужина с ругательствами и угрозами.
But Pyotr Petrovitch was not intimidated.	Но Петр Петрович не струсил.
Seeing that his accusation of Sonia had completely failed, he had recourse to insolence:	Видя, что уже дело по обвинению Сони вполне проиграно, он прямо прибегнул к наглости.
"Allow me, gentlemen, allow me! Don't squeeze, let me pass!" he said, making his way through the crowd. "And no threats, if you please! I assure you it will be useless, you will gain nothing by it. On the contrary, you'll have to answer, gentlemen, for violently obstructing the course of justice.	- Позвольте, господа, позвольте; не теснитесь, дайте пройти! - говорил он, пробираясь сквозь толпу, - и сделайте одолжение, не угрожайте; уверяю вас, что ничего не будет, ничего не сделаете, не робкого десятка-с, а напротив, вы же, господа, ответите, что насилием прикрыли уголовное дело.
The thief has been more than unmasked, and I shall prosecute.	Воровка более нежели изобличена, и я буду преследовать-с.