Преступление в Орсивале

Вне всяких сомнений, Лоранс противилась, не соглашалась. Но он не отступал, вырывал у нее согласие, убеждал, что нужно думать о ребенке, которого она носит в себе; у него, дескать, будет отец, они вместе будут растить его. И бедняжка согласилась на все: бежала, переписала и отправила по почте гнусное письмо, подготовленное любовником.

Доктор сдался:

– Да, вероятно, все так и было.

– И все-таки какой олух, какой болван! – воскликнул Лекок. – Ему и в голову не пришло, что странное совпадение между исчезновением его трупа и самоубийством мадемуазель Лоранс неизбежно привлечет внимание. Трупы так просто не пропадают. Но высокородный граф решил: «Все поверят, что меня убили вместе с женой, а у правосудия будет преступник Гепен, так что особенно копаться в деле власти не станут».

Папаша Планта в отчаянии простонал:

– А мы даже не знаем, где прячется этот подлец, чтобы вырвать Лоранс из его лап!

Сыщик подошел к старому мировому судье и пожал ему руку.

– Успокойтесь, сударь, – решительно произнес он. – Мы разыщем его, иначе мое имя не Лекок! И, говоря откровенно, могу вас заверить, что задача эта представляется мне не слишком трудной.

Осторожный стук в дверь прервал сыщика. Мадам Пти и Луи уже давно проснулись и занимались своими делами. Мадам Пти, снедаемая волнением, больная и чуть ли не плачущая от неудовлетворенного любопытства, уже раз десять прижималась ухом к замочной скважине. Но, увы, безрезультатно.

– Чем они там могут заниматься? – вопрошала она своего невозмутимого сотрапезника Луи. – Уже двенадцать часов как они сидят взаперти без еды, без питья. Спятили они, что ли? А все-таки пойду приготовлю им завтрак.

Однако рискнул постучаться Луи, а не она. Садовник пришел сообщить хозяину о необычайном опустошении, произведенном в саду. Вытоптан, погублен, уничтожен газон. При этом Луи принес какие-то странные вещи, оставленные злоумышленниками, которые он и подобрал на лужайке. Лекок мгновенно опознал их.

– Господи! – воскликнул он. – Я же совсем забыл! Сижу тут, спокойно болтаю, хотя уже день и того и жди, кто-нибудь зайдет и увидит мое подлинное лицо. – И, обратясь к Луи, страшно удивленному тем, что видит здесь молодого черноволосого мужчину, которого вечером не было, Лекок приказал: – Дай-ка мне, любезный, эти принадлежности моего туалета.

И пока хозяин дома ходил отдавать распоряжения по хозяйству, Лекок быстро вернул себе вчерашний облик. Так что, возвратясь, папаша Планта не поверил собственным глазам: у камина с простодушным видом сидел прежний Лекок. Та же зализанная прическа, те же рыжеватые бакенбарды, та же глуповатая улыбка и даже та же бонбоньерка с портретом в руках.

Завтрак был готов, и мировой судья пришел пригласить гостей к столу. Трапеза, как и вчера, была безмолвной и длилась недолго: все понимали, что время не терпит. В Корбейле их ожидает г-н Домини, который уже, наверное, начал раздражаться из-за их опоздания.

Луи водрузил на стол корзину чудесных фруктов, и тут Лекок вспомнил про костоправа.

– Может, этому прохвосту что-нибудь нужно?

Папаша Планта хотел послать за мэтром Робло садовника, но сыщик воспротивился:

– Он опасный тип, лучше я сам схожу.

Лекок вышел, и не миновало еще и десяти секунд, как раздался его крик:

– Господа! Господа!

Доктор и мировой судья бросились наверх. Костоправ лежал на полу в чулане, не подавая признаков жизни. Негодяй покончил с собой.

XXII

Надо отдать должное орсивальскому костоправу: чтобы лишить себя жизни в темном чулане без шума, не возбудив подозрений тех, кто сидит в библиотеке, нужны особая сила духа и огромная смелость. Орудием самоубийства послужил обрывок бечевки, который Робло ощупью разыскал среди старых книг и связок газет. Он несколько раз обмотал бечевку вокруг шеи и удавился, затягивая ее огрызком карандаша. Надо сказать, у него не было того ужасного вида, какой, по всеобщему убеждению, отличает удавленников. Он лежал мертвенно-бледный, с полузакрытыми глазами, с широко открытым ртом и вообще выглядел как человек, умерший в полубессознательном состоянии без особых страданий, от кровоизлияния в мозг.

– Может быть, его еще можно вернуть к жизни, – бросил доктор Жандрон и, достав из кармана несессер с инструментами, склонился над трупом.

Самоубийство костоправа, видимо, раздосадовало и даже огорчило Лекока. Все шло как по маслу, и вот на тебе, главный свидетель, которого он задержал с опасностью для жизни, выскользнул у него из рук.

Папаша Планта, напротив, выглядел чуть ли не довольным, словно эта смерть шла на пользу каким-то его невысказанным планам и отвечала тайным надеждам. Впрочем, самоубийство мэтра Робло мало бы что меняло, если бы речь шла только о том, как переубедить г-на Домини и какие новые доказательства представить ему. Этот труп был куда красноречивей самых недвусмысленных признаний.

Убедившись в бессмысленности своих стараний, доктор поднялся. Он испробовал все, что рекомендуется для спасения при удушении, даже пустил кровь из яремной вены.