Преступления и призраки

Паренек расхохотался.

– Это был просто ветер, Щекастик.

– Нет, не был, – сказал Щекастик убежденно. – Никакой там не был ветер. Малютка там была. Была же, Малютка?

– Гоза нас узнала, – серьезно отозвалась Малютка.

– Звери нас узнают, – сообщил Паренек. – Но звери бегают и шумят. Розы не шумят.

– Шумят. Они шелестят.

– Гозы селестят, – сообщила Малютка.

– Это не живой шум. Это всеравношный шум. Не как Рой, который лает и еще по-другому, по-разному шумит все время. Представь, что на тебя бы все розы вдруг залаяли. Папа, ты нам расскажешь о животных?

Вот и еще одна черта ребенка, возвращающая нас к древней жизни в племени, – неистощимый интерес к животным, некое отдаленное эхо тех долгих ночей, когда дикари сидели вокруг костров, таращились наружу в темноту и шептались обо всех чуждых и смертоносных существах, которые боролись с ними за господство на Земле. Дети любят пещеры, любят костры и еду под открытым небом и любят поговорить о животных – все это следы очень далекого прошлого.

– Какое самое большое животное в Южной Америке, папа?

Папа, устало: «Ох, не знаю».

– Наверное, слон должен быть самый большой?

– Нет, сын, в Южной Америке их нет.

– Ну, тогда носорог?

– Нет, там их нет.

– Ну, а кто там есть, папа?

– Ну, голубчик, ягуары там есть. Думаю, ягуар самый большой.

– Тогда он должен быть тридцать шесть футов в длину.

– Нет-нет, сын, примерно восемь или девять футов вместе с хвостом.

– Но в Южной Америке есть боа-констрикторы тридцать шесть футов длиной.

– Это совсем другое.

– Как ты думаес, – спросил Щекастик, широко открыв большие серьезные серые глаза, – был когда-нибудь боа-стриктор длиной сорок пять футов?

– Нет, голубчик, никогда о таком не слышал.

– Может, был, но ты о нем не слыхал. Как ты думаес, ты бы слыхал о боа-стрикторе сорок пять футов длиной, если бы он был в Южной Америке?

– Что ж, может и был такой.

– Папа, – сказал Паренек, продолжая перекрестный допрос с живой непосредственностью ребенка, – может боа-констриктор проглотить маленького зверя?

– Да, конечно может.

– А может он проглотить ягуара?

– Ну, это – не думаю. Ягуар – очень большое животное.

– Ну тогда, – спросил Щекастик, – может ягуар проглотить боа-стриктора?

– Глупый ты осел, – сказал Паренек. – Если ягуар всего девять футов длиной, а боа-констриктор – тридцать пять футов длиной, так изо рта у ягуара знаешь сколько торчало бы? Как он может такое проглотить?

– Он бы откусил, – отозвался Щекастик. – А потом еще кусок на ужин, и еще – на завтрак… но послушай, папа, стриктор не мог бы проглотить дикобраза, правда? У него все горло будет болеть до самого низа.

Громкий смех и долгожданный отдых для Папы, который отвернулся к своей газете.

– Папа!

Он отложил газету с видом сознания своей добродетели и разжег трубку.

– Что, голубчик?

– Какую ты самую большую змею видел когда-нибудь?

– Да ну их, змей! Я от них устал.

Но дети от них никогда не уставали. Снова наследственность, ибо змея для древесного человека была самым страшным врагом.

– Папа из змеи суп сварил, – сообщил Паренек. – Расскажи нам о той змее, папа.

Детям рассказы больше всего нравятся в четвертый или пятый раз, так что без толку говорить, вы, мол, все уже знаете. Самая лучшая история – та, которую можно проверить и поправить.

– Ладно, голубчик, к нам заползла гадюка, и мы ее убили. Потом нам понадобилось сохранить скелет, а мы не знали, как получить его. Сначала мы думали было ее закопать, но это казалось слишком медленно. Тогда мне пришла мысль разварить мясо гадюки на костях, и я взял старую жестянку из-под мяса, мы положили туда гадюку, налили немного воды и поставили на огонь.

– Вы ее на крючок повесили, папа.

– Да, мы повесили ее на крюк, на какой вешают горшок с кашей в Шотландии. А потом, только она там побурела, вошла жена фермера и подбежала смотреть, что это мы готовим. Когда увидела гадюку, то решила, что мы собрались ее есть. Закричала: «Ах вы, черти немытые!» – схватила жестянку своим передником и выкинула в окно.

Новые взрывы детского смеха, а Щекастик повторял «Вы, чегти немытые!», покуда Папе не пришлось хлопнуть его не всерьез по затылку.

– Расскажи еще что-нибудь о змеях, – закричал Паренек. – Ты действительно страшную змею когда-нибудь видел?

– Такую, от которой почернеешь и умрешь за пять минут, – уточнил Щекастик. Самая ужасная вещь всегда привлекает Щекастика.

– Да, мне пришлось видеть кое-каких ужасных созданий. Однажды в Судане я дремал на песке, как вдруг открываю глаза – а тут жуткое существо, вроде огромного слизняка с рогами, короткое и толстое, около фута в длину, передо мной ползет прочь.

– Кто это был, папа? – шесть взволнованных глаз обратились к нему.

– Это была смерть-гадюка. Такая, я уверен, убьет тебя в пять минут, Щекастик, если укусит.

– Ты ее убил?

– Нет, она удрала раньше, чем я смог до нее добраться.

– Что ужаснее, папа – змея или акула?

– Мне обе не очень-то нравятся!

– Видел ты когда-нибудь, как акулы едят человека?

– Нет, голубчик, но меня самого чуть не съели.

– У-у-у! – все втроем.