Преступления и призраки

Уже наступил вечер, когда я достиг перекрестка, где дорога между Педли-Вудроу и Радчерчем пересекает скоростное шоссе, ведущее к Колчестеру. До усадьбы оставалось около полумили. Еще не окончательно стемнело, но дальше, чем на двадцать-тридцать футов, разглядеть уже было ничего невозможно.

Я миновал шоссе и сделал в направлении Радчерча всего несколько шагов, как вдруг услышал рев мотоцикла, с бешеной скоростью несущегося мне навстречу. Машина стремительно приближалась по темной дороге, фара ее не была включена. Я отпрыгнул в сторону, чтобы избежать столкновения, мотоцикл пронесся вплотную – и, как ни темно было вокруг, я сумел узнать ездока…

Это была она – женщина, которую я любил больше жизни. Она была без мотоциклетного шлема, длинные светлые волосы развевались на ветру – и при взгляде на нее сразу вспоминались древние легенды ее настоящей родины: сказания о валькириях, которые, оседлав крылатых коней, во весь опор скачут над землей сквозь ночной мрак к месту грядущей битвы.

В тот миг, когда мотоцикл молнией промчался мимо, я за одно мгновение представил, что последует дальше. Она беспрепятственно доберется до Колчестера, увидится с ожидающим ее там другим сотрудником немецкой разведки; возможно, после этого мы сумеем арестовать ее, или его, или их обоих – но почти наверняка это будет уже слишком поздно. Информация тайными каналами уйдет по нужному адресу. Победа Союзников и жизни тысяч наших солдат – все это сейчас повисло на тончайшем волоске…

Револьвер уже был у меня в руке, и я выстрелил дважды – вдогонку, едва различая цель, метя по контуру. Надежды попасть почти не было, но послышался короткий вскрик, звук падения, грохот опрокинувшегося мотоцикла…

Мне нечего больше сказать вам, господа присяжные. Все остальное вы уже знаете. Подбежав к месту падения, я нашел ее лежащей на обочине. Обе пули попали в цель, одна из них прошла сквозь мозг, так что гибель была мгновенной. Я все еще стоял над ее телом, окаменев и ничего не замечая вокруг, когда, задыхаясь от бега, подоспел Меррифильд. Он не видел, как пленница выбралась из своего заточения – но, похоже, она с величайшей отвагой и умением ухитрилась спуститься по лозам плюща, покрывавшего стену здания. Лишь когда со двора донесся звук мотоциклетного мотора, Меррифильд понял, что произошло.

Он едва успел это рассказать (удивляюсь, что я запомнил его слова – в том состоянии, в каком находился!), когда, почти одновременно, прибыли солдаты и полиция. По иронии судьбы им пришлось арестовать не сотрудницу германской разведки, а меня – человека, который ее остановил…

В суде первой инстанции причина преступления выглядела ясной: вспышка безумной ревности. Я не отрицал этого и не называл свидетелей, которые могли бы выступить в мою пользу. Это тогдашнее молчание объясняется только одним: наступление во Франции еще не началось, поэтому привести доводы в свою защиту означало раскрыть военную тайну, то есть сделать именно то, к чему стремилась германская разведка… Однако теперь печать с моих уст снята: факт наступления уже перестал быть для кого-либо секретом, оно блестяще развивается, и исход его теперь зависит от кого угодно, но только не от шпионов. Поэтому прошу заслушать мое признание.

Да, я виновен и вина моя тяжка. Но, признавая это, не могу счесть себя виновным в том убийстве женщины, за которое вы сейчас меня судите. Моя вина в другом: я, пускай косвенным образом и по неведению, мог стать виновником убийства тысяч своих соотечественников – и действительно стал бы им, если бы не те два выстрела, которые ведь могли и не попасть в цель.

Я изложил все факты, господа. Вручаю свою судьбу в ваши руки. Если вы освободите меня – надеюсь, мне будет даровано право послужить своей стране на фронте, чтобы с оружием в руках смыть со своей чести пятно, которое оставил тот миг неуместной откровенности. Если признаете виновным – приму свою участь безропотно.

В любом случае ваше решение позволит избавиться от тех ужасных воспоминаний, которые до сих пор не отпускают меня.

По крайней мере, надеюсь на это…

Задворки Бейкер-стрит

Прискорбный случай

Перевод Г. Панченко

– Ах, милочка, вы только посмотрите, какой лиф! Совершенно очаровательный, не правда ли? Я имею в виду вот этот, в стиле Луи ХV[44], с жилетом из белого шифона de soie[45].

– О, безусловно! Но меня, признаюсь, еще больше восхищает шелковая юбка в стиле ретро, а-ля маркиза Помпадур – вон та, видите? Такая розовенькая, отороченная парчой, с оборочками, ленточками и шнурочками!

– Нет, Алиса, не могу с вами согласиться. Вы же знаете, какой стиль я предпочитаю. Так что для меня лучшее из них – вот это: какая прелесть, правда?

– Какое?

– Ну вот же, с атласным отливом, дымчатый фуляр[46], присобранное в шее, со шнуровочкой. Прекрасная работа и в точности мой размер…

– О, и мой тоже! Совершенно согласна с вами! Восхитительно, восхитительно, шедевр!

– Вот так бы прямо вошла и купила его! Не задумываясь!

– Так за чем же дело стало?