Преступления могло не быть !

Допрашиваются чимкентские свидетели - расширяется позорная география мошенничества. Свидетели - работники районного культурного звена - очень добросовестны: один рассказывает, как он заставил администратора "Казахконцерта" Эстрина оформить законным порядком концерт, который мог нанести урон государственной казне. Очень простые слова; непритязательно и неискусно рассказывает свидетель, он не испытывает по отношению к Виноградову ненависти, но несогласие с незаконным, постоянная настороженность, сопротивление возможным нарушениям законности придают его выступлению особую силу.

Совсем иное впечатление от другого свидетеля, недавнего собутыльника Виноградова. Некая рассчитанность в мимолетной мимике пухлого, чисто вымытого лица, в неторопливых движениях пальцев, на одном из которых толстенное обручальное кольцо. Редкие блестящие волосы молодого человека гладко зачесаны назад, полное тело облечено в пушистый серый пиджак поверх темно-синего блестящего спортивного костюма с кольцеобразной белой полосой и сверкающей металлической "молнией". Этот человек вспоминает, сколько раз он пил с Виноградовым. Причем, всегда расплачивался гипнотизер.

Судьи спрашивают: "Вы не задумывались, откуда у Виноградова деньги?" Свидетель с ровной безмятежностью отвечает, что, мол, у артистов всегда есть деньги. Недавний собутыльник вспоминает подробности ресторанных разговоров, но нет у него желания задуматься, что самим своим существованием, тем, что он делил с Виноградовым послеконцертное застолье, он одобрял неверно избранный путь подсудимого. Свидетель полагает, что он теперь с полным правом шагает мимо тюрьмы, а не внутри нее. Противозаконного вроде бы ничего этот свидетель не совершил, хотя был другом Виноградова. Теперь, не глядя в его сторону, пухлый свидетель, для приличия посидев в зале заседаний суда до ближайшего перерыва, покидает место, где совершается процесс над Виноградовым, размышляя, как рассчитать время, чтобы поспеть отремонтировать пылесос в мастерской неподалеку от дома. Его мало занимает Виноградов.

Замечена еще одна особенность психологии людей, теперь оказавшихся перед судом. Администратор, печатник и Старцев - трое подсудимых, не взятых под стражу, вяло переругиваются между собою: в некоторых их выражениях сквозит уверенность, что суда могло бы не быть, что не так надо было делать, что, мол, еще не такие дела делали, и все проходило незамеченным, ненаказуемым. Они оживленно подшучивают друг над другом - общность поврежденной, ущемленной судьбы позволяет им делать это.

Очень отрешенно держится Фиалковский. Как говорят, на следствии он не запирался, рассказывал все, рассчитывал на то, что суд примет во внимание его чистосердечное раскаяние. Он чем-то очень рассержен или делает вид, что недоволен Старцевым и Виноградовым, втянувшим его в преступно-авантюрные махинации, какое-то затаенное недовольство чувствуется постоянно. На слова он крайне скуп, медлителен, отвечает с предельной готовностью, но замкнутость его, подавленность несомненна, он не всегда пристально следит за ходом суда, в противовес прекрасно чувствующему себя Старцеву и внимательному Виноградову.

Судье приходится часто делать усилия, чтобы раскачать, отвлечь от тягостных дум Фиалковского, хотя его единственное желание - всемерно помочь суду. Он, бывший шофер, приехал на север Казахстана из Молдавии, там познакомился с Виноградовым. Фиалковский был ассистентом маэстро, расстанавливал аппаратуру, необходимую для опытов, готовил сцену. Но в истории с деньгами, присвоенными с помощью подложных билетов, он оказался также виновен. Пожалуй, по интеллекту, по внутреннему равновесию он ниже Старцева, тем более Виноградова. Есть что-то знаменательное в том, что Виноградов оказался в соседстве с этими внутренне несостоятельными людьми.

Тяжеловесность и скованность Фиалковского, для которого сейчас явно не пора размышлений, находятся в разительном противоречии с веселой легкомысленностью Валерия Старцева. Он внушает скорее любопытство, чем отвращение. Он совершенно не злой человек. Заочник юридического факультета, знаток уголовного права, он сейчас обеспокоен тем, что судимость не позволит ему продолжать образование. О делах минувших он предпочитает не говорить или говорить как о факте, заслуживающем вовсе не такого уж строгого разбирательства; он поругивает болтливого шефа, в душе перед ним преклоняясь, но покровительственно-лакейски опекая его в своей нынешней оценке характера Виноградова. Высокая и редкая талантливость Виноградова для Старцева неоспорима, она как бы выведена за грань противоморального проступка. Старцев даже написал в "Вечернюю Алма-Ату" письмо с протестом по поводу того, что в статьях "Телепатия без маски" неуважительно охарактеризован и Виноградов.