Преступления против жизни в странах общего права

В 1828 г. законодатель штата Нью-Йорк принял закон, который длительное время служил образцом в вопросе установления ответственности за искусственное прерывание беременности и согласно которому производство аборта до начала шевеления плода признавалось мисдиминором, после этого момента – простым убийством второй степени. Кроме того, в данном акте впервые прозвучала концепция «терапевтического аборта», когда прерывание беременности признается допустимым для спасения жизни матери, если осуществляется квалифицированным врачом[163].

В общей сложности за период с 1821 по 1840 г. подобные законы были приняты еще в восьми американских штатах: Миссури в 1825 г., Иллинойс в 1827 г., Индиана в 1835 г., Огайо в 1834 г., Арканзас в 1837 г., Айова в 1839 г., Алабама в 1840–1841 гг., Мэн – 1840 г. Подавляющее большинство этих актов было построено по модели закона штата Нью-Йорк: наказуемым главным образом признавалось так называемое вытравливание плода посредством применения сильнодействующих и ядовитых веществ, но при условии, что было отмечено его шевеление.

Несколько по-иному и более жестко уголовная ответственность за незаконное производство аборта была прописана в уголовном законодательстве последнего из упомянутых штатов – штата Мэн. Уголовно наказуемым признавалось покушение на прерывание беременности независимо от того, на каком сроке оно имело место, и независимо от способа совершения. Нормы уголовного закона этого штата фактически стали предвестником тех изменений в регулировании вопросов искусственного прерывания беременности, которые произошли в последующие десятилетия в пределах всей страны.

По мнению Дж. Мора, автора научного исследования, посвященного государственной политике США по вопросу правовой регламентации искусственного прерывания беременности, первая волна американского «абортного» законодательства не была вызвана стремлением законодателя выразить свое отношение к столь неоднозначному «методу регулирования рождаемости». Данные нормативные правовые акты нельзя рассматривать ни как движение pro (поскольку нормы общего права обрели статутное подтверждение), ни как движение contra, свидетельством чему служит отсутствие уголовной ответственности за самоаборт[164].

Исследователь полагает, что само принятие законодательных актов в данной области было продиктовано скорее желанием установить контроль над частной медицинской и фармацевтической практикой, нежели интересом к проблеме абортов. В качестве одного из аргументов в пользу своей гипотезы Дж. Мор приводит тот факт, что новые статьи, устанавливающие ответственность за незаконное прерывание беременности, не были предложены в качестве отдельного билля, а появились в уголовном законодательстве в результате его масштабного пересмотра вместе с целым рядом других норм[165].

В середине XIX в. в общественном мнении американцев происходят радикальные перемены – аборт из крайней меры превращается в распространенное, легко доступное средство контроля рождаемости и планирования семьи. К нему все чаще прибегают женщины из средних и высших слоев общества для прекращения несвоевременной и нежелательной беременности. Постепенно происходит коммерциализация абортов, появляются медицинские центры, специализирующиеся исключительно на их производстве. И если раньше лишь отдельные врачи соглашались прервать беременность, то к 50-м гг. XIX в. появились специалисты, для которых производство абортов стало главным источником доходов. Открытость информации о врачах, предлагающих подобные услуги, доступность аборта, отсутствие общественного осуждения в конечном итоге привели к тому, что на один аборт приходилось 5–6 рожденных детей, против 20–35 рождений в начале XIX в.

В 1871 г. газета «Нью-Йорк Таймс» назвала аборт злом эпохи. В статье отмечалось, что в Нью-Йорке работают 200 врачей, специализирующихся исключительно на производстве абортов, не считая тех медиков, которые иногда осуществляли подобные операции[166].