Преступная история США. Статуя кровавой свободы

Впрочем, его это мало волновало. Войдя во вкус получения дани, а тем паче и обладая единственной в Америке регулярной армией, он хотел воевать. Скорее всего, надеясь, по примеру соседей-англичан, растерзавших друживших с голландцами пекотов, расширить территорию колонии, напугать окрестные племена и еще более повысить объем дани. Не хватало только повода – поначалу только для обоснования «военной доктрины», – но повод можно было высосать из пальца, что и было сделано летом 1642 года, когда на Манхэттене внезапно объявился Миантономо – вождь племени наррангасет, что помогал бостонцам насекомить пекотов, – а с ним примерно сотня воинов. К Новому Амстердаму визит высокого гостя никакого отношения не имел, он всего лишь искал союзников для войны с опасно усилившимися могиканами, а не найдя, мирно убыл в свои края, но Кифт использовал шанс на всю катушку. Он объявил город на военном положении, велел солдатам приготовиться к бою, запугал горожан «точными сведениями из Бостона», а когда никакого нападения не случилось, заявил, что город спасен лишь благодаря его бдительности и теперь все будет так, как он скажет. А первым делом следует раз и навсегда покончить с «незаконным убоем дикарями доброго голландского скота». Идея, прямо говоря, старожилам показалась бредовой, поскольку ситуация со скотом была уже традицией: коровы и свиньи колонистов паслись на маисовых полях, принадлежавших соседним племенам, те время от времени забивали сколько-то голов на мясо, и это считалось как бы в норме вещей.

Цена свинины

То есть ясно, что владельцев скота такая ситуация не радовала, но ее рассматривали как вполне приемлемую плату за мир с индейцами. А вот Кифт решил изменить статус-кво, начав с не очень сильного племени раритан, укравших несколько свиней влиятельного фермера Яна ван Рёйса, – и никакие уговоры горожан, включая и пострадавшего, предупреждавших, что дразнить гусей не надо, результата не возымели. Да и не могли: Кифт намеревался как раз дразнить, и чем сильнее, тем лучше, а потому отдал солдатам, отправленным в рейд, задание вести себя как можно жестко. В результате ближайший к городу поселок раритан был разорен, имущество разграблено, старый вождь и несколько женщин погибли, а свиней вернули законному владельцу, но взбешенные раритане атаковали ферму и убили четырех человек, в том числе сына хозяина и двух его племянников, – так что ван Рёйс не радовался. И прочие старожилы тоже. Напротив, в городе возникла глухая, но очень жесткая оппозиция, возглавленная местным пастором, потребовавшим сделать «как у англичан», и железный директор, понимая, что в условиях полного бойкота просто не сможет ничем руководить, дал добро на создание Совета Двенадцати с совещательными функциями по важным вопросам, в первую очередь насчет взаимоотношений с индейцами. Кроме того, был поставлен вопрос об ограничении власти директора, то есть согласовании его действий с представителями общины, – и Кифт распустил Совет, после чего все дальнейшее стало неизбежным.

В феврале следующего года на «голландский остров» с материка перешли и обосновались в двух лагерях несколько сотен ваппинго, племени средней руки, обитавшего по ту сторону пролива. Племя было мирное, с белыми, – как англичанами, так и голландцами, – отродясь не враждовало, напротив, вело успешную торговлю, и переселяться вздумало совсем не по доброй воле, а проиграв могучим могиканам очередной тур «бобровых войн». Воинов-то хватало, но против французских мушкетов луки не помогали, и союз с делаварами тоже не помог, так что, потеряв 70 мужчин и опасаясь резни, ваппинго пришлось бежать. Иными словами, на Манхэттене, если уж на то пошло, они искали, скорее, защиты, которую, безусловно, нашли бы, будь во главе Нового Амстердама кто угодно, но не Кифт. Однако директором был именно Кифт, бредивший войной, – по его мнению, она могла повысить прибыли, а стало быть, и его реноме в Компании аж до возможности пробиться в Генеральный Директорат, – и его совершенно не волновало, что подавляющее большинство беженцев в обоих лагерях, мягко говоря, не похожи на комбатантов. Он мгновенно объявил военное положение и, не слушая никого, отдал приказ уничтожить оба «вражеских лагеря», дабы «все дикари поняли, кто хозяин на этом острове и во всех здешних местах», пояснив, что «убивать следует всех, кто представляет опасность». При этом, истерика директора передалась горожанам: ополченцы (49 штыков) во главе с лейтенантом Мартином Адриансеном вышли в поход, свято веруя, что предотвращают резню своих семей. Ну а присяжный лейтенант Андреас Тьенховен и присяжный сержант Кнакке Вандербильд вообще не испытывали комплексов: им отдали четкий приказ, и солдаты (80 штыков) были обязаны приказ исполнить.