Преступник

— Это так. А если на втором этаже поселится семья с детьми?

— Правда, одно беспокойство будет.

— Сколько комнат на верхнем этаже? — спросил Адем.

— Комната с нишей и кухонька, — обернулась к нему Шехназ.

— Как по заказу для нас. А цена?

— Наша развалина дороже обходится, — ответила старуха.

— Вот здорово! — весело сказал Адем. — Давай снимем?

— И правда. Как я сама не догадалась?..

Ихсан-эфенди искренне обрадовался: значит, друзья будут жить в одном с ним доме! И тут же снова погрузился в свои мысли. Он уже жалел, что выгнал сына.

— Ты слышишь? — Шехназ толкнула мужа. — Адем снимет верхний этаж.

Он посмотрел на жену.

— Что?

— Говорю, что Адем с матерью…

— Ну?

— Будут нашими соседями!

— Хорошо.

— Что с тобой сегодня, амджа? — Адем развел руками.

— Ничего, — ответил Ихсан-эфенди со вздохом.

— Как это ничего? На тебе совсем лица нет!

— О сыне ведь сердце болит… — сказала Шехназ.

— Стоит ли думать о нем? — Мать Адема положила в рот большой кусок почки. — Такой противный мальчишка. Я бы его и искать никогда не стала!

Адем протянул бокал:

— Выпей, амджа, не стоит об этом думать!

Ихсан-эфенди взял бокал. Его рука дрожала, плечи опустились. Он чокнулся с Адемом, выпил. Однако с каждым новым бокалом тревога его росла, он мрачнел еще больше.

Ихсан-эфенди едва не упал со стула, Адем поддержал его.

— Готов, заснул старик!

Втроем они отнесли Ихсана-эфенди в его комнату.

К полуночи поднялась буря. Завыл ветер, заскрипели ставни.

Шехназ открыла глаза. Встала с постели, выглянула в переднюю. В комнате мужа горела лампа. Он сидел на кровати и, обхватив голову руками, плакал.

Обеспокоенная, она вернулась, потрясла Адема.

— Хм, — промычал он.

— Вставай скорее!

— Что случилось?

— Муж проснулся.

Ихсан-эфенди привернул лампу, вышел из комнаты, осторожно ступая на скрипучие половицы. Спустился вниз.

Во сне он видел Джевдета. Сын поссорился с какими-то людьми, те вынули ножи и всего его изрезали.

— Сын… — шептал Ихсан-эфенди. — Сыночек, Джевдет! Прости меня, глупого!.. Какую я причинил тебе боль! Лучше бы мне держать язык за зубами, ничего не говорить…

Он вошел в чуланчик, нащупал на полу пустую постель Джевдета, уткнулся лицом в подушку и заплакал:

— Сын мой, Джевдет…

Шехназ подсматривала. Значит, старик и правда был таким рассеянным из-за сына. Она вернулась в комнату: надо рассказать Адему. Вдруг мужу взбредет в голову зайти к ней?

Она быстро поднялась в переднюю. Адем выходил из комнаты Ихсана-эфенди.

— Что ты там делал?

Адем улыбнулся.

— Ничего.

— Или…

— Что «или»? Старик заплатил вчера казенными бакалейщику и мяснику. Так что сойдет!

— Сколько ты взял?

— Не знаю.

Шехназ охватил страх.

— Послушай, что с тобой? — нахмурился Адем. — Смотри у меня… Не то бывай здорова, только меня и видела!

Она подошла к нему.

— Не надо, Адем. Ну, хотя бы теперь не надо!

— Когда же?

— Вот переедем в другой дом, тогда…

— Сегодня самое подходящее время. Сына он выгнал? И не знает, что я здесь. Мальчишка мог забраться ночью в дом и ограбить отца. Ведь он говорил, что отомстит вам!

— А через пару месяцев мы с тобой укатим отсюда. На своем автомобиле!

— Старику уже за пятьдесят. Какая ему разница? Что в тюрьме, что на воле. А мы?.. Так как?

— Я спрячусь. Ты устрой все как надо, уложи спать дурака, а потом…

— Я уйду потихоньку. Кто узнает, что я был здесь? Старик много задолжал мяснику и бакалейщику. И вдруг расплатился! Каждый вечер берет вино, мясо… Ну, конечно, казенные деньги тратит. А там какая разница: несколько сотен или несколько тысяч?

— Это так, — пробормотала Шехназ.

— Конечно, так. Не будем терять времени. Иди вниз, уведи его в комнату и закрой дверь, а я улизну.

Шехназ спустилась на кухню, остановилась в дверях чуланчика. В темноте ничего не было видно. Когда глаза привыкли, она подошла к Ихсану-эфенди, обняла его.

— Что ты здесь делаешь?

Старик всхлипнул.

— Ты как ребенок, Ихсан-эфенди. Клянусь аллахом, как ребенок. Ну зачем тогда ты его прогнал? И потом — куда он денется? Завтра найдешь!

Ихсан-эфенди встал, прижался к ней.

— Ты меня осуждаешь, Шехназ? Да? Но что я могу сделать? У меня душа извелась. Ты еще не знаешь, золотко, что такое любовь к детям! Все внутри у меня горит, я готов убить себя.

Шехназ коснулась губами его морщинистой щеки.

— Ну успокойся, пойдем наверх.

Ихсан-эфенди не слышал.

— Я видел его во сне… Всего в крови… Мой мальчик, мой Джевдет!..

— Тебе вредно так волноваться. Смотри, заболеешь.

— А что будет? Что будет, Шехназ? Если и умру, что тут страшного? Хоть избавлюсь от прозвища «рогоносец»!

Шехназ вздрогнула.

— Ты что, Ихсан-эфенди?

— Ты слышала, о чем говорят в квартале?

— Пусть у них глаза полопаются! Ты этому веришь?

— Нет, детка, не верю. Я не сомневаюсь в твоей чистоте, но…

— Что?

— Недаром говорят: «Грех не беда, да молва не хороша».

— А ты не слушай. Пойдем; пойдем спать…

Буря усилилась, порывы ветра сотрясали дом.

Адем на четвереньках пробрался через переднюю, тихо спустился по лестнице и выскользнул на улицу.

11

Джевдет проснулся. Кости спал рядом, примостившись на краю тахты.