Преступник и толпа (сборник)

Как же объяснить это? Здесь надо, я думаю, ввести обыкновенное замечание о ходе цивилизации на севере, так научно и искусно разобранное Mougeolle’ом (в его книге, озаглавленной «Статистика цивилизации»). Если это замечание верно, и если, конечно, не станут оспаривать его истинности, то числовое превосходство краж на севере и убийств на юге основано не на физических причинах, но на историческом законе; не на том факте, что север холоднее, а юг теплее, но на том, что север более цивилизован, а юг менее. Самыми цивилизованными в настоящее время странами являются страны с наиболее недавней цивилизацией. Главным образом это страны северные. Зараза просвещения, передаваясь менее мягким и более сильным, менее нервным и обладающим большей мускульной энергией расам, удивляет свет замечательным блеском своего проявления. Ее необыкновенное распространение на девственных землях производит там перемены с еще большей напряженностью, чем в тех местах, откуда она, кажется, эмигрировала, и где, по правде сказать, она сохраняется или не прогрессируя, или даже уменьшаясь. Между другими действиями она уменьшала в своем новом местопребывании жестокую преступность, прежде там свирепствовавшую, и увеличивала вероломную и сладострастную преступность, которая еще недавно была там ниже первой. Статистика того времени, когда север был более варварским, а цивилизация не пропала еще с севера на юг, показала, конечно, что кровавые преступления были чаще в северных климатах, где теперь они реже, и вызвала появление закона, прямо противоположного указанному выше закону. Если, например, разделить современную Италию на три пояса – Ломбардию, центральную Италию и юг, то окажется, что в первой на 100 000 жителей в год бывает 3 убийства, во второй – около 10, в третьей – больше 16[129]. Но не сочтут ли вероятным, что в ясные дни Великой Греции, когда на юге полуострова процветали Кротон и Сибари, у каждого северного разбойничьего и варварского народа, исключая только этрусков, пропорция кровавых преступлений могла быть обратной? Действительно, в Италии при одинаковом количестве населения в 16 раз больше убийств, чем в Англии, в 10 раз больше, чем в Бельгии, в 5 раз больше, чем во Франции. Но можно, конечно, поручиться, что в Римской империи было иначе и что дикари-бретонцы, даже бельгийцы и галлы превосходили мягких римлян привычной жестокостью нравов, храбростью и мстительной яростью. По Sumner Maine’y, скандинавская литература указывает, что в эпохи варварства убийство «было повседневным событием» у северных народов, теперь самых кротких и смирных во всей Европе[130].

Корсика в сравнении с Францией дает теперь исключительные цифры убийств из мести, но зато minimum краж. За семь или восемь столетий до христианской эры, когда Этрурия после Карфагена принесла на этот остров свои промышленные и земледельческие искусства, и в то время как Галлия находилась еще в варварском состоянии, на континенте цифра преступлений из мести, этой главной страсти варваров, надо полагать, была не ниже этой цифры на острове.

Относительно Франции важно отметить, что, вопреки Кетле, она избегла закона указанного отклонения. Пусть посмотрят на прекрасные карты Ивернэ, приложенные к статистике преступлений за 1880 год. На карте преступлений против личности совсем не заметят желаемого сгущения красок с севера на юг, поражает только их чернота близ больших городов, на Сене, у устьев Роны, на Жиронде, Нижней Луаре, на Нижней Сене и на Роне. Разве карта преступлений против собственности рисует нам противоположную предыдущей шахматную доску красок? Совсем нет. Они обе не отличаются заметно друг от друга. Самые богатые департаменты, как и самые светлые, почти одинаковы и в том, и в другом. Заметим, что у Ивернэ собраны данные статистики за 50 лет. Но если бы подобный труд мог быть проделан в XVI веке нашей эры, в то время, когда Arles был большим городом с 100 000 жителей, окруженным лучезарным созвездием римских городов, a Lutece был уединенным местечком, то, можно ожидать, карта убийств вместо равномерных красок была бы гораздо темнее в местностях северных грубых германских племен, чем среди южных романизированных кельтов.

Если во Франции преступность против личности на юге заметна не более, чем на севере, то отношение преступности против собственности в одном и том же департаменте дает место очень интересному замечанию. Только в семи департаментах, все они лежат в горных местностях и отличаются бедностью, число преступлений против личности одинаково и превышает число преступлений против собственности, а именно: в Верхних Альпах, в Савойе, Авейроне, Лозере, в Нижних Альпах, в Восточных.