Преступники. Факел сатаны

– Да–а, Саша Франт был пахан–парень! – многозначительно поднял палец Сусликов. – Перед ним на цирлах не то что отряд, вся колония ходила. Как–то Франт при Бабухине рассказал свой сон. Лестница ему приснилась. Будто он идет по ней вверх… Лютик выбрал момент, когда они остались одни, и говорит: хороший сон, Саша. Что задумал сегодня делать, успех обеспечен. Франт усмехнулся: какая–то вошь смеет ему советовать. А Бабухин уверяет: раз такой сон пришелся на первое число, значит, сбудется обязательно… Франт забыл об этом, а когда ночью сел играть по–крупному и сорвал колоссальный куш, тут и вспомнил предсказание. И велел на следующий день своей «шестерке» снять новые корочки и отдать Лютику.

– Да, новые ботинки для зэка – целое богатство, – кивнул Денис.

– А в другой раз, – продолжал Сусликов, – Саше Франту приснилось зеркало. Призвал он Бабухина, растолкуй, мол. Тот предупредил: очень плохой сон. Бойся, говорит, Саша, корешей, задумали против тебя предательство. Представляешь? И ведь впрямь Сашу Франта замыслил свалить с паханов один из зэков. Саша дознался, что с воли специально пронесли в зону какую–то отраву. Вот такие, брат, дела…

– И чем кончилось? – поинтересовался Акатов.

– Загнулся тот зэк, что хотел Сашу свалить. Промучился два дня в больнице и откинул копыта. Тогда Франт спросил у Лютика: какое твое самое большое желание? Все для тебя сделаю, даже бабу… А тот говорит: бабу не хочу, а хочу Хлыста. Ну, того, кто его трахнул… Для Саши это семечки. «Шестерки» поставили Хлыста на четыре косточки, ну и Бабухин его при всех несколько раз, да еще в рот… Большего позора в колонии не существует. Тогда Хлыст поклялся посадить Лютика на перо[9]. Ну его самого нашли мертвым на лесоповале.

– Кто убил, установили?

Сусликов покачал головой: мол, наивный вопрос. И продолжал:

– Вот так Лютик вышел из грязи в князи. И был правой рукой у Саши Франта до окончания срока.

– Понятно, – сказал Акатов. – Но меня интересует еще один ваш бывший заключенный. По кличке Морж.

– Аркаша Довгаль? – сразу же отозвался отставной капитан. – Из бомжей?

– Да, он, – подтвердил лейтенант, подумав: алкаш алкашом, а память у Сусликова отменная. – За что он сидел?

– У Моржа это была вторая ходка[10]. За нарушение паспортного режима и квартирную кражу.

– А первый срок за что, не знаете?

– Как же не знаю? Знаю. Первый раз он сидел давно. Статья девяносто вторая, часть вторая, хищение…

– Хищение? – удивился Акатов. – Он же был кинорежиссером.

– Точно. Аркадий сам подробно рассказывал. Влип.по глупости. У них, киношников, оказывается, тоже всякие интриги. Закончил Аркаша первую классную картину, а на экран ее не пустили, вторую не дают. Жить на что–то надо? Вот он и подрядился снимать документальное кино по заказу колхозов. Истратили уже почти все деньги, а тут – бац! – ревизия. Припаяли, будто председатель колхоза под это дело прикарманил тысяч двадцать. Ну и Аркадию вроде бы подкидывал. Но Морж утверждает, что лишних денег они не брали. Дело по заданию обкома следователь сфабриковал, а суд проштамповал.

– Морж дружил с Лютиком?

– Ой дружили! – хрипло рассмеялся Сусликов. – Аж нары скрипели. Правда, кто из них был печником[11], не знаю.

Акатова коробило от цинизма разжалованного капитана. Но приходилось терпеть.

– По нашим сведениям, – заметил Денис, – до первого заключения Морж любил женщин, а не… – Он недоговорил.

– О чем ты говоришь, лейтенант! – покачал головой Савелий Фомич. – Воля и зона – два совершенно разных мира… Ну что делать мужику, если свидание с женой он может получить раз в году? Один раз! А ведь хо–це–ца… Нормальный и тот бросится на жорика[12]. Посуди сам: в колонии около трех тысяч человек. И лидеров из них – семьсот, не меньше. Это тачкованных…

– Каких? – переспросил Акатов.

– Ну. которые известны наверняка. А вот раньше, сказывают, лет тридцать назад, было всего два, от силы три. Разницу чуешь?

– Л почему так?

– Лютеет зэк. Год от года. Теперь в зоне трахнуть кого послабее, значит – утвердиться. Хоть чем–то показать себе и другим, что ты человек… Хотя – какие они люди! – махнул рукой Сусликов. – Свинья и та не станет жрать, что жрут зэки. Баланда, жеванина… знаешь, на сколько кормят одного заключенного в день?

– Нет. – признался Акатов.

– На пятьдесят четыре копейки! Понял? Это здорового мужика, вкалывающего, как вол! А ежели по–честному, то и на сорок не перепадает.

– Куда идут остальные копейки?

– Эх ты, салага! – усмехнулся бывший капитан. – Самые лучшие куски попадают паханам, ворам в законе, столовской обслуге. Да еще пасется на зэковских харчах начальство. Вот и выходит, что работягам, которые на своем горбу вытягивают план, остается… – Он показал грязный кукиш. Сусликов вдруг рассмеялся.

– Хорошенький смех, – нахмурился Акатов.

– Да нет, я по другому поводу, – пояснил хозяин. – Как–то замполит приволок газету, а в ней написано, что американские зэки устроили бунт Из–за чего, думаешь? Вишь ли, им подали черствые булочки и остывший кофе… Умора да и только!

– Капитализм, – хмыкнул Денис. – Загнивают…