Еще один психологический эксперимент тоже не смог доказать неизбежную склонность людей ко злу. Социальный психолог Филип Зимбардо разделил группу добровольцев на «охранников» и «заключенных» и поместил их в сымитированный тюремный блок. Охранникам поручили приносить еду и обеспечивать надлежащий порядок, а во всем остальном они были вольны поступать по своему усмотрению. Как выяснилось, многие вскоре начали изводить заключенных. Поведение некоторых из их жертв также изменилось, они отказались от солидарности друг с другом. Эксперимент, который был рассчитан на две недели, пришлось приостановить всего через семь дней из-за садистского поведения некоторых охранников и случаев депрессии и других расстройств среди заключенных. Зимбардо отмечал, с какой легкостью обычные люди начинали вести себя как садисты, когда оказывались в соответствующей обстановке 24
, и эксперимент определенно продемонстрировал, что люди приспосабливают свое поведение в конкретной ситуации. Люди действительно часто совершают злые поступки в силу того, где они находятся, а не кем они являются25. Тем не менее обстоятельства, в которых проходило исследование, не смогли объяснить, почему не все участники эксперимента вели себя неожиданным образом. Как и во время исследования Милгрэма, искусственные условия эксперимента Зимбардо вызвали еще одну проблему. Участники эксперимента знали, что это была часть игры, и что ситуации не позволят выйти из-под контроля. Множество различных аспектов, которые составляли такое сложное явление, как Холокост, не могли быть воспроизведены в ходе эксперимента. Разрыв между лабораторией и реальной жизнью слишком велик, чтобы его можно было преодолеть 26.Принимая во внимание ограничения, присущие экспериментальным исследованиям, социальная психология смогла, тем не менее, внести вклад в наше понимание динамики участия в Холокосте. Большое количество данных, основанных на наблюдении и контролируемых исследованиях, показывают, что ситуативные элементы оказывают мощное влияние на человеческое поведение. Например, эксперименты, проведенные Соломоном Ашем в Суортмор-колледже в 1950-х гг., продемонстрировали сильную склонность людей к конформизму. Некоторые из этих факторов, как показал Кристофер Браунинг, проявились в 101-м резервном полицейском батальоне. Члены батальона, которых мучили сомнения по поводу убийства беззащитных людей, утешались тем фактом, что остальные, по-видимому, не испытывали проблем, убивая их. По крайней мере, вначале почти все они испытывали ужас и отвращение, выполняя свою работу, но для подавляющего большинства открыто выделиться и не подчиниться общим правилам было просто невообразимо. Им было проще стрелять 27
. Отказаться от участия в расстрелах означало переложить неприятное задание на сослуживцев, а значит, считаться человеком, нарушившим солидарность и готовность разделить это бремя, что ожидалось от всех членов отряда28.Более того, нахождение в группе размывало ответственность. Группы подавляли инакомыслие и создавали доминирующий моральный авторитет, который защищал людей. Товарищество на Востоке действовало как смазка для механизма уничтожения и освобождало от бремени вины. Это означало, что участие во всех действиях группы было правильным и необходимым 29
. Как отмечалось, члены группы были способны на поведение, на которое не решились бы отдельно взятые люди 30.Отождествление себя с группой также вело к возрастающему предвзятому отношению к аутсайдерам, что в крайнем случае могло привести к обесчеловечению «другого». Для многих служивших в 101-м полицейском батальоне, пишет Браунинг, евреи находились за пределами их человеческого долга и ответственности. Они были врагом, и командир батальона обратился к этой идее опасного еврея, когда объяснял своим людям, почему было необходимо убивать женщин и детей 31
. Нацистская пропаганда постоянно объявляла евреев паразитами, сбродом и чумой, и подобное обесчеловечение облегчало задачу убийцам. Жертва, которую не считали человеком, не воспринималась как личность, способная чувствовать и страдать. Дегуманизация создала психологическую дистанцию между преступником и злодеянием. Жертва превратилась в расходуемый материал. Дегуманизация также предполагала, что жертвы заслужили такую крайнюю меру, как смерть. Когда их изображали демонами и другими устрашающими фигурами, любые действия по отношению к ним были оправданы. С учетом воображаемой смертельной угрозы, депортация и массовое убийство могли стать превентивной мерой самозащиты 32. Лучший способ защититься от влияния сцен боли и страдания других, это убедить себя, что жертвы, должно быть, совершили что-то, чем навлекли на себя это33.