Преступники-сыщики

Один из них, тот самый, что наводнил Бурсон-хаус бывшими заключенными под видом слуг, выразился предельно кратко и откровенно.

– Этот человек предал нас, и нам следовало бы повесить его, как Хатима Эффенди, Аль Шири и грека Маропулоса, но мы подкупили свидетелей, – сказал он. – Мы были партнерами в нефтяных промыслах, и с целью ограбить нас он подделал улики о том, что мы якобы замышляем нечто против правительства. Мы с моим другом бежали из тюрьмы и прибыли в Лондон. Я намеревался получить с него деньги, которые он нам задолжал, поскольку понимал, что в суде мы ничего не добьемся.

– Дело-то, в сущности, было чрезвычайно простым, и мне стыдно, что я с первого же взгляда не распознал эти пометки на обороте чека, – пояснил Леон за ужином тем вечером. – Наш итальянский друг был одним из партнеров, получивших право на обладание концессией: он долгое время жил в Лондоне и, скорее всего, будет доказано, что у него имелись сообщники по криминальному бизнесу. Как бы там ни было, ему не составило труда наводнить дом слугами, сыграв на струнах характера Сторна, коего он прекрасно изучил. Все эти люди согласились прислуживать Сторну за такое вознаграждение, которое любой другой уважающий себя слуга с презрением отверг бы. Почти год ушел на то, чтобы нанять в заведение нашего друга бывших заключенных. Вы, конечно, помните лакея, приходившего к нам несколько месяцев назад и сказавшего, что его нанимал не дворецкий, а сам Сторн. Они бы наверняка воспользовались первой же возможностью избавиться от него, вот только он случайно обронил несколько слов на арабском, и Сторн, повсюду видевший шпионов и опасавшийся, как бы те, кого он обманул, не вернулись отомстить, тут же рассчитал его. В тот день, когда Сторн должен был отбыть в Египет, его схватили двое итальянцев, заперли в комнате и принудили написать уже известные вам письма и подписать чеки. Но он вдруг вспомнил, хотя и с опозданием, что бухгалтер был старым телеграфистом, и потому карандашом начертал на обороте чека несколько знаков азбуки Морзе старого образца, использовавшихся в те времена, когда в ходу была игольная машина.

Вытащив из кармана чек, Леон выложил его на стол и провел пальцем по карандашным отметкам:

SOSPRSNRPRKLN[9]

– Здесь написано о пленнике на Парк-лейн. Однако бухгалтер был в отпуске, и потому не смог прочесть адресованное ему послание.

Манфред взял чек, перевернул его и внимательно осмотрел.

– Наверное, миллионер предложил вам хорошее вознаграждение? – с иронией осведомился он.

Ответ пришел только через несколько дней после заседания Центрального уголовного суда в Лондоне – в виде чека на пять гиней.

– Игрок до мозга костей! – с восхищением проворчал Леон.

7. Дочь мистера Левингроу

Мистер Левингроу вынул изо рта длинную сигару и с сожалением покачал головой. Это был дородный мужчина с толстой шеей и обрюзгшими щеками, он не мог позволить себе испортить хорошую сигару.

– Это ужасно… какая жестокость! Фу! Меня буквально тошнит… бедный Хосе!

Его компаньон сочувственно хмыкнул.

Хосе Сильва потерпел крах. Судья, старательно сохранявший бесстрастность, заявил ему, что некоторые правонарушения в глазах закона выглядят просто отвратительно. Например, к женщинам следует относиться с особым почтением, а использовать их слабости в личных целях – злодеяние настолько тяжкое, что лишь длительный срок заключения способен искупить столь вопиющее нарушение прав.

А Хосе и впрямь не было прощения. Он организовал «Латино-американское артистическое агентство», дабы дать возможность юным и прелестным соискательницам славы на подмостках быстро получить выгодный ангажемент на сценах Южной Америки. Они уезжали, полные радужных надежд, и не возвращались обратно. Зато от них приходили письма родственникам, написанные правильным языком и без грамматических ошибок. Они уверяли, что счастливы. Письма, правда, походили друг на друга как две капли воды. Закрадывалось подозрение, что писались они под диктовку; собственно, так оно и было на самом деле.

Но на хвост Хосе села полиция нравов. Одна симпатичная девушка подала заявление о приеме на работу и отправилась в Буэнос-Айрес в сопровождении своих отца и брата – оба были сотрудниками Скотланд-Ярда, и, узнав все, что следовало, они вернулись обратно вместе с девушкой, которая и сама оказалась детективом не из последних. Хосе был арестован. Вскоре о нем выяснилось еще кое-что, и тюремное заключение стало неизбежным.

Но никто не арестовал Жюля Левингроу, не выгнал его из чудесного маленького особняка в Найтсбридже и не отправил в холодную постылую тюрьму. Никто не арестовал и Генриха Люссе, который был его партнером. Они финансировали Хосе и многих других, подобных ему, но были умны.

– Хосе потерял хватку, – вздохнул Жюль, попыхивая сигарой.

Генрих тоже вздохнул. Габаритами он ничем не уступал своему компаньону, однако выглядел намного толще, потому что был ниже ростом.