Преступница

"Собственно, - он подумал, - никогда не поздно". Этим, которые изготавливают плиты, нужно просто доплатить. Юлий сам удивился простоте решения. С технической точки зрения задачка выходила простейшей. Не надо ни скандалить, ни настаивать. Деньги - хорошая штука. Снова он думал о Маше, мучительно искал объяснения. Библиотечная карточка - не доказательство. Последняя инвентаризация - десять лет назад: книги мог вынести кто-то другой. И все-таки разговор с Ириной не давал покоя. Юлий ловил себя на том, что почти соглашается с обвинением: могла украсть. "Если и так - ее грех, ее и ответ". Но что-то тревожило, кружило в памяти, не складывалось в слова. "Да, - он вспомнил, - верно, так и сказала: на вашем месте я защищала бы своих".

Да, о ней он не мог думать иначе. Что бы ни сделала: единственная из всех - своя. Только теперь Юлий нашел мужество признаться: Ирина, обвинившая Машу, не встретила должного отпора. Осознав, он решил защищать. За ночь решимость отлежалась и приняла отточенные формы, так что Юлий даже не удивился звонку.

По телефону голос звучал мягче. О разговоре на набережной она сожалела: "Простите, не знаю, что на меня нашло, - слово в слово Ирина повторила его мысль о десятилетии. - Если кто-то и вынес, это - к лучшему. В ваши руки попало правильно. В библиотеке погребены заживо, все равно никому не выдают". - "Ну, что ж..." Обвинение было снято. За себя и за Машу Юлий прощал великодушно.

"Я, собственно, - она сделала паузу, - вчера была у Вениамина. Он рассказал мне о том, что ваш отец..." - "Да", - Юлий прервал. С ней он не хотел разговаривать о смерти. "Дело в том, что ваш листок он показывал именно мне. Я попыталась - сразу, но там, действительно, ошибка. Поэтому, как оказалось, ошиблась и я. Веня набирал при мне, номер я запомнила машинально, потом пришла домой и поняла - ошибка существенная. Там, на самом деле, не положу, а возвращу".

"Вы знаете... язык?" - Юлий спросил, думая о том, что исправление не такое уж важное. Суть остается прежней. "Не то чтобы знаю - учу". Она признавалась открыто. "Странно, почему же Вениамин..." - "Я попросила его не говорить. Понимаете..." - "Да, - он кивнул, - понимаю". - "В разговоре он употребил слово эпитафия. Дома я обнаружила свою ошибку и нашла источник. Это - самое главное. Там другой контекст". - "Вот как? - Юлий оживился. Разговор выходил профессиональный. - Вы - переводчик?" - "Филолог. Филолог-германист". - "И я", - он почему-то обрадовался. "Я могла бы подъехать и показать. Мне кажется - это очень важно", - голос звучал почти мягко. Речь шла о помощи. Дело важное. Юлий не мог не принять.

"И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба, - она читала, водя пальцем. - И вот, Господь стоит на ней и говорит: Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака. Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему; и сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь; и возвращу тебя в сию землю; ибо я не оставлю тебя, доколе не исполню..." Отложив в сторону, Ирина раскрыла другую книгу. Голос, гортанный по-русски, в подлиннике пылал страстью. "Вы понимаете: на которой. Речь не о смерти - о возвращении, - она захлопнула. - На землю".

Юлий молчал, поражаясь совпадению: независимо, как случается в точных науках, они с отцом пришли к исходной точке - истории Иакова. Отсюда он двинулся по неверному следу, приняв обетование за эпитафию. Теперь, когда все наконец прояснилось, Юлий почувствовал уверенность - точка, найденная ими обоими, вставала в жесткую систему координат.

Подробности библейской истории, перечитанной накануне, он помнил хорошо. В ней действовали два брата: старший - Исав, младший - Иаков. Выдав себя за Исава, Иаков получил неправедное благословение. Ревекка, их общая мать, посоветовала ему бежать к Лавану - ее брату. Там он должен был пожить некоторое время, пока утолится ярость обманутого - утихнет его гнев. И встал Иаков, и отправился в землю сынов востока, и пришел на одно место, и лег ночевать. Во сне он увидел лестницу, и Ангелов Божьих, которые восходили и нисходили с неба. Господь, стоявший на последней ступени, обратился к его отцу, и слова, которые были сказаны, отец записал на клочке. Этот клочок он успел спрятать под одежду, чтобы сын - после его смерти - нашел записку и продолжил путь.

И встал Иаков, и отправился в дорогу, и увидел в поле колодец. Над устьем его лежал огромный камень, отвалив который, пастухи поили стада. К этому колодцу подошла Рахиль - дочь Лавана, а значит, его, Иакова, двоюродная сестра.

С ней они тоже встретились у воды: Юлий вспомнил - в ванной, на поминках ее дяди, она спросила, не братом ли он ей приходится?.. Тогда он отказался от родства, потому что еще не знал, не догадывался, каковы, на самом деле, их подлинные имена.