Преступница

Сегодня обсуждали заметку в "Советском экономисте". Редакция институтской газетки ходила ни жива ни мертва. Тираж успели изъять, за исключением нескольких копий, но их оказалось довольно: об этом жужжали на каждой кафедре, в каждой аудитории. В заметке, посвященной строительству дамбы, черным по белому значилось: грандиозное сооружение, к строительству которого решено приступить в самое ближайшее время, призвано защитить город от - Генерального Секретаря ЦК КПСС товарища Леонида Ильича Брежнева. Тире, затесавшееся перед титулом, ясно указывало на выпадение строки. Технический сбой оборачивался катастрофой. Объяснений принять не пожелали. Начальство, взявшее тайм-аут, обдумывало кару.

Выбравшись из ряда, Маша спускалась по лестнице. Она шла осторожно. Записочка, сложенная самолетиком, спикировала под ноги. На ходу Маша поддела носком сапога. Белый клочок, не нашедший адресата, запрыгал вниз, к арене. Неловко вывернув шею, Валя следила исподлобья. Она сидела у самого прохода, на первой скамье. Сбившись с шага, Маша поймала взгляд. Валины глаза испустили сноп ужаса. Потерянная улыбка дрожала на губах, ходила меркнущим заревом. "Она-то откуда знает?" - сердце вспыхнуло коротким недоумением. Пройдя мимо, Маша выбросила из головы.

Шагая по коридору, она собиралась с яростными мыслями. От слов, свившихся под языком, темнело в глазах. Слова вставали в горле, мешали дышать. Банковский коридор делался беспросветным. Призрак света, замкнутый в глубине, не пробивался сквозь мутные перекрестья. Тот, кто охранял государственные резервы, не нашел бы дороги. От двери к двери, зная цену этому золоту, Маша шла к московским гостям.

В кабинете стояла тишина. Она сглотнула скверное слово и одернула свитер.

Декан поднял глаза. Маша стояла в дверях, озираясь. Комиссии не было - Нурбек сидел один. "Мне передали, вы..." Расставив локти и упираясь ладонями, он поднимался из-за стола. Фигура, встававшая навстречу, принимала контуры паука. "Прошу, - Нурбек произнес сквозь зубы. - Ознакомьтесь", - и придвинул бумаги. Маша протянула руку.

"...Тоомасович, сборочный цех, эстонец..." - Она не успела осознать до конца. Глаза метались по строкам, но рука, дрогнув предательски, уже тянулась к шее - заслонить. Не дождавшись ответа, Нурбек заговорил. Припадая грудью к столу, он говорил о советских людях, в которых нет и не может быть лжи. Тем, кто отвечает за личные дела, не приходит в голову - проверять. Он говорил, не сбиваясь. Слова терзали подобием смысла. На ладони, заслонявшей шею, выступил холодный пот. Собравшись с силами, она отвела руку. След паучьих челюстей ныл, как свежая рана. Маша сжала губы и приказала себе - не чесать.

"В сущности, я все понимаю, - голос Нурбека стал обыкновенным. - Таким, как вы, обязательно надо учиться... Сделанного не воротишь, но, мало ли, на будущее, - он усмехнулся, - ваша ошибка в том, что - надо молчать". - "Что?" - Маша переспросила растерянно. Шальная мысль ударила в голову: неужели сейчас, попугав, он сунет бумаги под сукно? "Ни одной живой душе!" - Нурбек произнес с напором и поднял глаза. Глядевшие в упор, они не видели кровоточивого знака. Маша повела шеей - проверить. Нурбек, сидевший напротив, действительно не различал.

"Нурбек Хайсерович, скажите, на меня написали донос?" Рука, державшая ее будущее, медлила подняться. "Писать не обязательно. Писать - это хуже..." - он откликнулся глухо, словно из глубины. Теперь она была почти уверена - Нурбек предлагает помощь.

Он заговорил, как будто расслышал: "То, что вам я сочувствую по-человечески, ничего не меняет. В любом случае у вашего дела будут последствия - меньшие или большие - вот это зависит от меня. Помните, я говорил о московской комиссии, предупреждал, что вас могут вызвать? - Теперь, возвращаясь в настоящее, Нурбек спрашивал прямо. - Если на все вопросы вы ответите правильно, для вас обойдется малой кровью - могу обещать. Идите и думайте", - он завершал разговор.

"Писать не обязательно... Я и Иосиф... Ни одной живой душе..." Ноги несли к выходу. Она не заметила, как оказалась на ректорской лестнице. Одним духом выбежав на улицу, Маша остановилась: "Черт!" - забыла забрать пальто. Она развернулась - бежать обратно, но глаза, скользнувшие по фасаду, уперлись в мраморную доску. Выбитое по камню, на ней значилось название института. Доска была тяжелой, как могильная плита. Слабея, Маша взялась за колонну: "Она. Немецкая овчарка. Третья - кто знал".