Она бежала, в промежутках между молниями ничего не видя перед собой, слепо вытянув вперед руки. Теперь можно было не сомневаться, что всякая погоня потеряет ее след: она ведь и сама себя потеряла. Под ногами раскисшая глина сменялась мокрою травою, потом нагромождениями камней, через которые приходилось перебираться на четвереньках, чтобы не поскользнуться и не переломать кости.
Внезапно Лиза наткнулась на каменную стену. Двинулась сперва вправо, ощупывая ее рукой, но стена казалась нескончаемой. Это напоминало вчерашние блуждания по подземным ходам. Пошла влево – стена, мягко закруглившись, оборвалась; Лиза в темноте преодолела что-то вроде невысокой проломанной изгороди, и вдруг ей навстречу грянул лай множества собак!
Хриплые, завывающие, ревущие голоса приближались из тьмы, из грозы… неизвестно откуда! Казалось, разъяренные звери несутся прямо на Лизу. И вот во вспышках молний, безжалостно, будто огненные бичи, полосующих небо, Лиза увидела свору, которая катилась к ней по склону. Остро запахло мокрой шерстью. Косматые белые псы, худые, высокие, длинноногие, из тех, что в одиночку рвут волка, заливались неистовым лаем, чуя добычу. И этой добычею была сейчас Лиза!..
Какое-то мгновение она стояла, беспомощно прижав руки к груди, сердце ее готово было разорваться от ужаса. И все же что-то знакомое было в этом зрелище своры диких чабанских собак…
Чабанские псы! Ну конечно! Псы табунщиков в калмыцкой степи! Это воспоминание освободило душу из последних оков страха, словно бы растворило ее в окружающем мире; и, вся подавшись вперед, Лиза закричала криком пронзительным и диким, какому может научить только жизнь среди полудиких зверей, только ночь и пустота: криком табунщика, созывающего на помощь своих свирепых собак. В ее крике звенела древняя тоска, древний страх и та древняя воля, та колдовская сила духа, которая когда-то научила человека впервые кликнуть себе на помощь мохнатое четвероногое остроухое существо и подчинить его, сделать своим слугой и другом. В бушующую ночь, среди воя ветра, раскатов грома и бреха собак, только такой крик и мог быть услышан, только такой язык и мог быть понят. Надобно сравняться со стихиями, чтобы они не подавили тебя!
И древнее заклятье подействовало. Псы, прыгая и грызя землю, приостановились за каменной насыпью, оглашая воздух истошным лаем, но больше не делая попыток броситься на Лизу, когда она медленно, словно во сне, на подгибающихся ногах прошла мимо них к низкому строению, сложенному из поросших мхом камней.
Несомненно, что она забрела в какой-то чаир[130]
, а уродливая сакля – прибежище чабанов. Несомненно также, что их не случилось на месте, иначе кто-нибудь да появился бы взглянуть, чем так всполошены псы. Но чарводары[131] могли появиться в любой миг; потому Лиза, как ни была измучена и исхлестана дождем и ветром, задержалась под крышей не дольше, чем ей понадобилось, чтобы прихватить тыкву-долбленку с водой и круг овечьего сыра, накинуть овечью шкуру, валявшуюся на нарах, сунуть разбитые в кровь босые ноги в разношенные, растоптанные, но еще крепкие постолы[132].Притихшие было псы встретили ее появление новым взрывом перебреха, но без особого усердия и злобы. То ли признали за свою, то ли поуспокоились: гроза резко шла на убыль, унося с собою все собачьи страхи; можно было растянуться на мокрой глине и спать до утра, благо ночь вновь дышала теплом; ветер с неимоверной быстротой уносил обрывки туч, и тихий серебристый свет уже струился с омытых, прояснившихся небес.
Новое утро Лиза встретила на горной тропе. Огляделась – и не поверила глазам: позади, откуда она пришла, чудовищное нагромождение хребтов.
Как удалось одолеть их и остаться живой и невредимой? Какой незримый проводник привел ее в страну этих исхлестанных ветрами скал, то напоминающих плавные складки тяжелой серо-коричневой парчи, то являющих собою причудливые развалы кряжей, гребней, глыб, то вовсе обнаженных, то слегка прикрытых зелеными, желтыми, багряными пятнами лесов?..
Солнце взошло и высветило такую прозрачную, звонкую синеву, что Лиза даже зажмурилась на миг. Глазам было больно от этого щедрого, праздничного света! Всюду нежились в этом золотисто-синем сиянии горы. Наверное, вокруг простирался тот самый Карадаг, о котором однажды рассказывал Лизе Баграм; несравненной красоты соцветие древних скал, каменный венок, раскинутый на берегу Черного моря, приют свободных птиц, вольных ветров, диковинных растений, вместилище загадок, отрада взора…
О да, отрада взора! Жительница равнинных рек и лесов, Лиза пыталась найти привычное успокоение в созерцании разноцветного буйства растительности, но взгляд ее против воли льнул к близко нагрянувшим горам.
Лиза не замечала, что глаза ее полны слез; просто зубчатые окоемы вдруг начали расплываться, и она нетерпеливо утерла лицо, чтобы вновь и вновь смотреть на сказочный костер, вздымающий из сизой рассветной дымки свой вековечный пламень до самых небес.