Преступный ход конем

– Не особенно. Он считал меня дармоедом, как же я мог водить с ним дружбу? Да, я жил на деньги брата. Но я не бездельничал, я писал музыку. Просто время мое еще не пришло. Роман, кстати, это понимал и относился к моей работе с уважением – чего никак не скажешь о его тренере.

– Правда, что Ильшат видел вас насквозь?

– Это еще кто вам сказал? – Егор даже заулыбался, настолько мое высказывание показалось ему нелепым. – Ильшат не был ясновидящим, чужие мысли читать не умел. Он был простой башкирский мужик, зацикленный на конном спорте. Тот, кто не занимался лошадьми или хотя бы не восхищался ими, для него просто не существовал. Значит ли это, что он видел меня или еще кого-то насквозь?

Михаил Львович открыл было рот, чтобы что-то сказать, но сдержался. На протяжении всей нашей беседы он угрюмо смотрел в потолок, делая вид, что его все происходящее не касается. Но мои слова о способностях Ильшата его заинтриговали, это сразу было видно. Я не стала пояснять, откуда у меня такие сведения. Ни Егору, ни его адвокату об этом пока знать ни к чему. Вместо ответа я попросила рассказать, как было обнаружено тело Ильшата.

Егор откинулся на спинку стула, потер лицо руками и начал рассказывать. Слова звучали глухо и медленно. Было видно, что парень заново переживает события вчерашнего вечера и удовольствия от этого точно не испытывает.

– Я сидел дома. Просто сидел, понимаете? Не ел, не пил. Телевизор не смотрел, музыку не слушал. Думал. Вспоминал. Пытался примириться с мыслью, что я теперь один. Что Ромки больше нет. Никогда не будет, понимаете? Как с этим можно примириться за какие-то вшивые десять часов? Тело его в морге, сказали, что забрать можно будет только через трое суток. Почему? Что они там с ним делают? Зачем он им так долго? Думал, как организовать похороны. Кугушев утром сказал, что я ни о чем не должен беспокоиться, и я расслабился. А к вечеру засомневался. Вдруг, думаю, Ромке было бы неприятно знать, что его похоронами занимаются посторонние люди? Наемные, понимаете? А я, его родной брат, сижу и сопли на кулак наматываю вместо того, чтобы делом заняться. Даже цветы не заказал. Знаете, какие у Ромки были любимые? Хризантемы. Белые такие, головы у них большие. А сейчас для них не сезон, их не найти. Даже для брата не смогу.

Егор не выдержал и заплакал. Он не пытался остановить слезы, просто ждал, когда они иссякнут. Ждали и мы с адвокатом. Перестал плакать Егор так же внезапно, как начал. Просто глубоко вздохнул и продолжил:

– А потом позвонил Ильшат. Выразил соболезнования, сказал, что выписался из больницы пораньше и сегодня, если я не возражаю, заедет. Я не возражал. Не поверите, но в этот вечер я был даже рад его видеть. Даже ждать начал. Вот, думаю, приедет Ильшат, вместе Ромку вспоминать будем. Парадокс, правда? Пока Ромка был жив, мы с Ильшатом друг другу и сотни слов не сказали. А как умер – я сижу и жду его приезда. Поддержки жду, понимаете? Телефон специально из рук не выпускал, боялся пропустить звонок. Сам не заметил, как задремал. Проснулся – телефон в руке, голова свесилась на грудь, гудит. Вот, думаю, дожил, уже сидя сплю. А когда на часы посмотрел – забеспокоился. По моим подсчетам Ильшат должен был уже добраться. Может, думаю, сначала домой решил заглянуть? Или вообще передумал ко мне ехать. Даже расстроился, честное слово. Дурак ты, Егор, думаю, напридумывал себе всякой ерунды.

Егор снова замолчал. Я не торопила, понимала, в каком он состоянии. Наконец он заговорил:

– Сначала хотел позвонить ему – узнать, приедет или нет. Потом показалось, что по двору кто-то ходит. Прислушался – вроде стоны какие-то. Совсем, думаю, дела плохи, раз такое мерещится. Решил выйти на крыльцо дохнуть воздухом, чтобы разогнать тревожные мысли. Выхожу – а там Ильшат. Я к нему. Смотрю, а вокруг кровищи как из резаной коровы. Я голову его поднял, положил на колени. Зову: «Ильшат, Ильшат!» Он на меня посмотрел долгим таким взглядом, хотел что-то сказать и умер. Прямо на моих руках, понимаете? А я растерялся. Впервые со мной такое, чтобы человек у меня на руках умирал. «Скорую» даже не сообразил вызвать. Сижу, тупо смотрю на него и ничего не соображаю. Потом уже об участковом вспомнил. Телефон у меня в руке так и был. Я номер нашел, позвонил, сказал, что случилось. Дальше помню смутно. Все как в тумане. Вроде участковый приехал, какие-то вопросы задавал. Потом еще один явился. Потом Ильшата забрали, а следом и меня. Что меня обвиняют в его смерти, я понял, только когда меня в полицейскую машину запихнули. Тут я очнулся, стал кричать. Но разве кто-то будет слушать? Ясное дело: весь в крови, на крыльце труп, а я не при делах? Что, я не понимаю, как это выглядит? Да еще сразу после смерти брата! Но все так и было, как я рассказал, хотите верьте, Татьяна, хотите нет.

– Когда вы вышли на крыльцо, поблизости никого не видели? – без особой надежды спросил адвокат.

– Не видел. Говорю же, растерялся. А вы бы на моем месте не растерялись?