Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина

Как они близки, однотипны, Ельцин и Дудаев, два аван­тюриста от политики — методами решения политических проблем — танки, бронетранспортеры, спецназ, расстрелы людей. Очевидна и их духовная, внутренняя близость — ду­даевцев и ельцинистов: одинаково циничное отношение к человеческой жизни, морали, нравственности, презрение к демократии, народу, животная страсть к власти и наживе, и... ложь... и — насилие...

В первом письме — реверансы российскому президен­ту, заверения в том, что в развернувшейся по инициативе Кремля борьбе с Верховным Советом симпатии мятежного экс-генерала на стороне российского президента, и сигнал Кремлю, что Хасбулатову нечего рассчитывать на помощь из его республики. Крайне любопытно второе письмо, в котором Дудаев советует Ельцину совершить государст­венный переворот, причем с главной целью поскольку предлагается «со­хранить» Съезд народных депутатов России, но председа­тельствовать на этом съезде, по мнению Дудаева, должен Руцкому чеченский президент готов «простить» даже введение на территории Чечни ЧП, лишь бы был отстранен Хасбулатов — в этом, конечно же, сказы­вается традиционный для многих националов комплекс неполноценности — ненависть к более сильному земляку, глухая зависть. Следующее пись­мо написано скорее для поддержания «темпа постоянной связи» через односторонние послания — уже после того, как стало ясно, что референдум ничего Кремлю не дал, и поэтому генерал воздерживается от обычных своих сове­тов, что делать российскому президенту дальше. Поэтому он не осмеливается называть имя Председателя Верховного Совета, но зато ссылается на третьестепенных депутатов в российском парламенте, которые якобы чуть ли не готовят «переворот» в Грозном в пользу «коммунистов».

Но зато какая радость в последнем письме-телеграмме, направленном сразу же после того (7как расстреляли парламентский дворец, а меня бросили в Лефортово. « — пишет этот бывший парторг авиационного полка, получивший звание генерала в силу добросовестного служения, « — так гласила его характеристика в лич­ном деле.

Люди же в республике мыслили иначе — тысячами они собирались в Грозном, других городах и селах на митинги, требовали суда над кремлевскими путчистами и освобожде­ния их земляка — и это в то время, как Дудаев дал строжай­ший приказ не допустить никаких митингов в защиту Хас­булатова, против ельцинских преступных властей!.. А его прихвостни устраивали праздничные застолья с пляской и стрельбой, отмечая «падение Хасбулатова».

.

В Верховный Совет непрерывно приходили сведения о ширящемся кремлевском заговоре. Ельцин стал инспек­тировать подмосковные воинские части, предупреждать их о наступлении «решительного часа». Генеральские звезды сыпались направо и налево. Элитным частям повышали жалованье, улучшали питание. Стали проводить учения с использованием макета Белого дома. Когда, узнав об этом, группа депутатов выехала в расположение воинской части, где происходили эти «учения», их туда не пустили.

Звоню Ельцину — не соединяют, Черномырдину — не соединяют. Раз 10 пытался в тот день достучаться до этих высших должностных лиц государства — не хотят разгова­ривать с главой российского парламента. Позвонил мини­стру безопасности Виктору Баранникову (он еще был «при своей должности»), потребовал объяснений по фактам; на­чисто отказывается их подтвердить, заверил, что никаких приготовлений к «чему-то особенному» не проводится.

Конечно же, он не стал говорить им правду — Баранни­ков был предан своему «хозяину» — Ельцину. Уже в сере­дине сентября, в воскресенье, часов в 11 вечера, вдруг по правительственной связи позвонил мой заместитель, Ва­лентин Агафонов, дежуривший в 1-й приемной (Председа­теля Верховного Совета). Сообщил, что получил сведения о введении в Москву крупных воинских частей МВД. По­просил срочно приехать в Белый дом. Приехал. ...Оказалось: гостиница «Москва» была объектом, на котором отрабаты­вали штурм Парламентского дворца войсками МВД. Так что к штурму Белого дома готовились загодя и основательно... Армии, офицерства заговорщики боялись — не случайно появился приказ об изъятии табельного оружия у офице­ров, а также у курсантов военных училищ и вузов и отправке его на склады. Это делало армию более контролируемой в случае внутреннего вооруженного конфликта и оставляло парламент без поддержки симпатизирующих ему офицер­ских кадров.