Пресыщенность ядом

Он отпускает меня, отворачиваясь к окну, достаёт айкос, и в нос ударяет запах табака.

Сползаю по стеночке вниз, теряясь в пространстве. Голова будто наливается свинцом, виски пульсируют, накрываю лицо ладонями.

Доронин оборачивается, а потом медленно присаживается рядом. Курит, выдыхая дым, плавно струящийся к потолку.

- Я не хотел...

Молчу, я не знаю, что говорить. Я не понимаю эту ситуацию, не знаю, что делать дальше.

Мне не по себе, но больше всего меня пугает то, что я отвечала на его поцелуи искренне. Я этого хотела.

Хочется орать, моё сознание играет со мной, и я не могу ему противостоять.

- Эль, - говорит хриплым, низким голосом, но обрывает сам себя.

Я смотрю в одну точку перед собой, переваривая произошедшее.

- Я пойду, - поднимается на ноги.

Я слышу, как хлопает входная дверь, закрываю уши руками, зажмуриваюсь, и меня волной накрывает какое-то равнодушие.

Отрешение от всех проблем.

Это так странно, моё состояние, я научилась его скрывать, наверное... но так и не смогла его принять. Меня убивают эти чувства, я ненавижу себя за несдержанность, за приступы жалости и слёз, за это отрешённое равнодушие. Иногда мне кажется, что я разучилась реагировать на вещи правильно, как все нормальные люди.

Мои эмоции словно соблюдают какой-то ведомый лишь им цикл. Они сменяют друг друга почти по графику: грусть, безнадёжность, ощущение собственной никчёмности, слёзы, равнодушие, раздражительность, галлюцинации... по кругу, всё время после аварии, это не проходит, а словно лишь усиливается. Я из раза в раз погружаюсь в себя, не в силах это контролировать без таблеток. Врач говорит, что это лечится, что это пройдёт... но у меня не проходит. Я ненавижу себя за это, но ещё больше ненавижу тех, из-за кого мы попали в аварию, потому что, когда у тебя ожоги, со временем ты привыкаешь, начинаешь как-то с этим жить, а вот когда у тебя периодами едет крыша, свыкнуться с этим невозможно.

Дни на больничном, они же дни до Нового года, тянутся слишком медленно. Доронин больше не появляется, чему я рада, только вот искренне ли? Двадцать девятого я приезжаю в универ спозаранку и начинаю почти на коленях ползать под дверьми преподов с просьбами принять у меня зачёты. Хорошо, что больше половины мне поставили автоматом.

С экзаменами всё сложнее, придётся трудиться весь январь.

К моему счастью, мне идут навстречу, и я после пар бегаю по этажам, отвечая на задания из зачётов.

Вечером мама сообщает, что на все праздники мы едем к бабушке, я, честно говоря, только за, потому что мне нужно проветрить мысли и наконец включить голову.

У бабули я словно попадаю в детство. Там так тепло и уютно, жаль, что эти моменты не получается растянуть надолго.

В середине февраля, после всех экзаменов и каникул, жизнь возвращается в привычное русло.

Литвинов привозит Аньку к универу, где я жду её уже минут десять. Олёхина целует Илью и с довольной моськой бежит ко мне с объятиями.

- Привет! Я соскучилась, столько не виделись. Рассказывай, как отдохнула?

- Обычно. Деревня, телевизор, куча еды. Всё.

- Весело. А мы в Сочи летали, катались на лыжах, отдохнула на сто лет вперёд.

- Ага, посмотрим, что ты скажешь послезавтра.

Анька смеётся, а после делает серьёзное лицо.

- Слушай, спросить хотела... только не ори!

- Ну?

- Ты с Дорониным на каникулах не виделась?

- А должна была?

- Ну, он про тебя спрашивал, разок...

- Не виделась, чему я очень рада.

- Ясно. Что после пар делать будем?

- Да не знаю, можно посидеть где-нибудь, кофе попить, поболтать.

- Слушай, идея хорошая, но можно этим где-нибудь будет Илюшина студия?

- С чего это?

- А я не сказала? Блин, я же теперь там админом работаю.

- То есть из кафе ты ушла и ничего мне не сказа…

- Прости-прости, - протяжно скулит, - Илья предложил, ну а я...

- Ясно, короче. В студию так в студию. Сваришь мне вкусный кофе.

- Без проблем!

На паре я внимательно слушаю Марту, потому что два экзамена из летней сессии будет принимать она. Анька же ведёт переписку с Литвиновым, и дела ей до занятий нет совсем. А вот место Дягилевой, кстати, пустует. Видимо, каникулы выжали из нашей красавицы все соки, потому что мозги из неё выжали уже давно, в детстве, наверное. После того дня, когда эта… засунула мне в туфли стекла, я её не видела. Сессию она, конечно же, не сдавала, за неё её сдали папины деньги.

После звонка мы идём в столовую. Пока Олёхина набирает еду, ускользаю в туалет, не хочу есть таблетки под взглядами толпы.

Идя по коридору в противоположном столовке направлении, не сразу замечаю идущего мне навстречу Доронина. Но как только понимаю, что это он, опускаю глаза в пол, спустя секунды колебаний всё же решаю не прятать голову в песок и гордо выпрямляю спину. Мы пересечёмся через пару шагов, задерживаю дыхание и, закусив щеку, пробегаю глазами по его лицу.

Он останавливается, выставляя руку, чтобы меня притормозить.

- Привет, надо поговорить.

- Нам есть о чём?

- Прекрати.

- Ладно, хорошо, мы поговорим, только не сейчас и не здесь.

- Когда? Где?

- Я... - оглядываюсь, - я скажу позже, и не вздумай заявляться ко мне домой.