Пресыщенность ядом

Он кивает, наконец убрав руки и пропустив меня туда, куда я направлялась.

За дверью туалета выуживаю из сумки таблеточки, аккуратно высыпая на ладошку ровно две штуки, глотаю их, запивая водой.

В столовую возвращаюсь уже в приподнятом настроении. С каждым шагом чувствую себя лучше, уверенней.

Анька хмуро оглядывает меня с ног до головы, а потом почему-то внимательно смотрит мне за спину. Оборачиваюсь, видя её Илью, который говорит с Дорониным.

- Ты чего так долго?

- Да так, не спрашивай. Ты мне взяла?

- Конечно, садись, всё для тебя.

- Заботушка ты моя. Ань...

- М-м-м?

Сказать о том, что происходит между мной и Дорониным, я не успеваю, потому что он собственной персоной садится рядом, нет, конечно, он припёрся сюда с Ильей, но мне от этого не легче.

- ...и вот, короче, такой казус, - заканчивает Литвинов с ехидной мордой.

- Слушай, могу помочь, но будешь должен, - тянется к моему кофе.

Я демонстративно беру стаканчик и делаю глоток, возвращая его на законное место. Даня сжимает стаканчик в ладони, крутит его перед своим лицом и ставит обратно. Какие мы брезгливые. Ужас! Хотя на то и был расчет.

Анька усмехается.

- Илья, мы с Элькой сегодня посидим в студии, всё равно съёмок нет на вечер.

Литвинов молча кивает и начинает что-то обсуждать с Дорониным дальше. Мы же шепчемся о своём, хотя через стол это не так удобно.

Во время нашей болтовни чужое прикосновение становится неожиданностью. Оборачиваюсь на Доронина с гневом на лице, но он, сидящий на стуле в развязной позе, игнорирует моё недовольство, хотя это его лапа нагло лежит на моём бедре. И убийственный взгляд ни капли не подталкивает его к тому, чтобы он убрал руку.

Наоборот, он улыбается, едва заметно, словно ждёт, что я устрою тут скандал, или... не знаю я, чего он ждёт, но, помедлив, делаю вид, что мне всё равно. Конечно, перед этим пару раз пытаясь избавиться от его лап, что заканчивается провалом и может лишь привлечь ненужное внимание окружающих.

Всё это жутко раздражает, но я ни за что никому не дам понять, что тут происходит.

Он поглаживает мою кожу через джинсы, и на мгновение я теряю суть разговора с Аней, всё же, что ни говори, но это отвлекает. Очень отвлекает, когда у тебя давно не было интима ни в каких его проявлениях. Поцелуй на балконе не в счёт.

Пока Олёхина что-то обсуждает с Литвиновым, со всей силы бью по его лапе. Да, он убирает руку, но в тот же момент резко тянет мой стул на себя.

Скрежет, который издают ножки об пол, слышат многие находящиеся неподалеку. Как и видят то, что он сделал.

Хочу провалиться сквозь землю.

Так, нужно что-то делать. Что? Бежать? Насколько глупо я буду выглядеть, если сейчас встану и убегу? Очень глупо. Поджимаю губы, а после растягиваю их в улыбке. Доронин сидит с довольной рожей. Весело ему. Ладно, весельчак, я тоже могу быть шутницей.

Пока он упивается своим идиотским триумфом, беру свой кофе и без зазрения совести выливаю ему на штаны. Он давно уже остыл, поэтому максимум, что он испытает, это дискомфорт от мокрых штанишек. Прости, Даня, я не виновата, ты первый начал.

Анька прыскает от смеха, и даже непроницаемый Илья еле скрывает улыбку. В столовке многие посматривают на нас с интересом. Если уж привлекать внимание, то по полной. Грациозно поднимаюсь со стула и иду на выход.

- Эля, он идёт за тобой, - орёт вслед Олёхина.

Сразу ускоряю шаг, почти переходя на бег. Несусь по коридору, всё к тем же туалетам, там менее людно. Он всё равно догонит, но если будет орать, а он будет, то это услышит не так много людей.

Добегаю до стены, упираясь в неё ладонями, и разворачиваюсь. Доронин буквально в двух шагах от меня. Он преодолевает это расстояние за долю секунды и, вытянув руку, со всей силы дёргает меня на себя, а после вжимает в стену.

- Зараза ты, Разумовская, - стискивает талию, - сучка.

- На себя посмотри, - ухмыляюсь.

- Пожалуй, мы поговорим здесь и сейчас, - выплёвывает мне в лицо, тяжело дыша.

Жар его тела опьяняет. Он настолько близко. Его губы. Опускаю взгляд ниже. Не хватало тут ещё растечься лужицей.

- Да пожалуйста, - улыбаюсь, смотря куда-то в его шею.

Его пальцы внезапно сжимают мой подбородок и тянут вверх. Задираю голову, встречаясь с его насмешливым взглядом. Он сглатывает, это четко видно по слегка дёрнувшемуся кадыку.

- Спасибо, - надавливает подушечками пальцев на мою кожу, - страшно?

- Я тебя не боюсь.

- Конечно, ты у нас себя боишься. Признайся, что ты от меня без ума.

- Доронин, - слова вылетают скомканными, и он убирает пальцы, - ты слишком высокого мнения о себе. По-моему, из нас двоих ты постоянно за мной таскаешься и ссышь признаться, что от меня без ума, - приподымаю бровь.

- Я? От тебя? Смеёшься?

- Абсолютно серьёзно. Я ещё никогда в жизни не была так серьёзна.

- Разумовская, по-моему, из нас двоих ты постоянно себе льстишь.

- А как же твои слова на балконе? Я всё помню, Доронин, каждое слово. Ты в меня влюбляешься. - Он меняется в лице, теряется. - И это плохо, для нас обоих, - отталкиваю его, - пусти, мне нужно на работу. Хотя ты вряд ли знаешь, что это такое.