Пресыщенность ядом

Доронин тяжело дышит, обвивая меня руками, целует в шею, накрывая своей курткой. Где-то вдалеке опять пиликает телефон, слышу раздражённый мат позади себя. Серьёзно? Неужели это стало традицией? Доронин, видимо, думает точно так же.

Сажусь на диван, быстро надевая штаны, мне снова неуютно и стыдно, я до жути стесняюсь своего тела, но Доронин никак не реагирует на мои закидоны, просто одевается, делая вид, что не замечает моих шуганий.

- Я заказал столик, - берёт телефон, - пообедаем?

Киваю. Пока я воюю со своей одеждой, он всё же перезванивает тому, кто так настойчиво хотел с ним поговорить. Убираю волосы в хвост, подходя к Дане ближе, он останавливает меня на расстоянии вытянутой руки, крепко сжимая локоть. Внимательно слушает, ничего не говоря звонящему, и, как в замедленной съёмке, опускает руку с мобильным.

- Что-то случилось? – прочищаю горло.

Говорю тихо, и так понимая, что что-то произошло, он, как по щелчку, перестал быть собой.

- У отца сердечный приступ, сказали, он без сознания, - прикрывает глаза, разжимая пальцы.

Непроизвольно кладу раскрытую ладонь на его грудь, хочу поддержать. Мне не по себе от того, что я вижу. Человек, который сейчас передо мной, и человек, которого он старается из себя строить - абсолютно разные люди.

- Я доберусь сама, - закусываю губу, - или, если хочешь, могу поехать с тобой.

Не знаю, зачем я это говорю? О чём я думаю? Я чужой человек, и вряд ли я ему там нужна.

Но вопреки моим мыслям я слышу уверенное: «Поехали».

В огромном медицинском центре, куда мы приезжаем, нас сразу же встречает высокий мужчина. Он лысый и в чёрном костюме-двойке, у него суровое лицо, и вообще он наводит страх. Поджимаю губы, идя следом. В лифте слишком душно, несмотря на то, что он большой, чувствую себя неуютно, меня словно что-то душит. Пальцы подрагивают, я волнуюсь. Больничные стены навеивают не самые приятные воспоминания.

Когда мы выходим на этаж, то я не верю своим глазам, повсюду эти люди в чёрных костюмах, у некоторых из них я вижу пистолеты. У огромных стеклянных дверей они чуть ли не обыскивают медперсонал металлоискателями.

Доронин идёт туда, кидая этим людям что-то вроде «она со мной». Длинный белый коридор кажется слишком оживлённым, из-за угла показывается медсестра, она подаёт халаты, беспрекословно накидываю свой на плечи, а Данил лишь отмахивается.

Оглядываюсь и наконец понимаю, что я ни черта не знаю об этом человеке. Кто его отец? Кто все эти люди? Неужели я вижу это наяву, а не в каком-то фильме?

Доронин дёргается, а я замечаю идущего к нам мужчину, когда он подходит ближе, я узнаю в нём того самого доктора, к которому меня тогда отвёз Данил. Врач прищуривается, оглядывая меня не менее любопытно, чем я его, и, убрав руки в карманы халата, наконец, останавливается напротив нас. Отвожу взгляд.

- Что с ним?

- Уже всё хорошо. Нервы, не мальчик уже.

- Где он?

Доктор опускает глаза, явно нервничая.

- Данил, Александр Николаевич просил к нему никого не пускать. Он пришёл в себя почти сразу, как мы тебе сообщили.

- Марина в курсе?

- Она у него.

- Зайду…

- Он просил никого больше к нему не пускать. Даже тебя.

Доронин усмехается, по его лицу проползает довольно кровожадная улыбка, а я жалею, что стала свидетелем всего этого. Это неприятно, видеть всё это, чувствуешь себя преступницей, словно подслушала то, что было явно не для твоих ушей.

- Знаешь, - хлопает мужчину по плечу, - передай отцу, я рад, что он не сдох, - резко разворачивается.

Его кроссовки издают скрип о глянцевый пол, и он начинает идти к горящей зелёным табличке «выход». Сделав пару шагов, замирает, возвращается, берёт меня за руку и тащит за собой. Мы молча идём до лифта, так же в тишине выходим на улицу. Я не знаю, что делать, мне хочется как-то его поддержать. Но я боюсь начать говорить хоть что-то.

Доронин достаёт айкос, затягивается несколько раз, прижимаясь спиной к машине. Делаю шаг ему навстречу и обнимаю. Просто обнимаю как можно крепче.

- Я вызову тебе такси.

Его голос кажется чужим, безразличным. Он отодвигает меня от себя, повторно делая затяжку, и смотрит куда-то сквозь моё тело. Тушуюсь, обнимая себя руками, наверное, я могла ожидать многого, но не этого точно. Глупая Эля…

- Я надеюсь, ты не успела напитаться надеждами? Всё, что было между нами, ты же понимаешь, это должно было произойти. Всё это ничего не значило.

- Доронин, ну почему ты такой? – немного отстраняюсь.

Я понимаю, зачем он это говорит, и понимаю, какую реакцию от меня ждёт. Не дождётся! Теперь я знаю чуточку больше, и многие вещи мне становятся яснее, чем раньше. Сейчас я спокойно сяду в такси и поеду домой, приду в себя, дождусь, когда этот идиот сделает то же самое, и вот тогда мы поговорим нормально.

После такого бешеного дня я ложусь спать довольно рано. Мне, конечно, обидно, но я стараюсь внушить себе, что всё хорошо, что Доронин сейчас просто обиженный на отца ребёнок. С подобным настроем я закрываю глаза, прилипая щекой к подушке.