Пресыщенность ядом

Это приговор. Приговор для нас обоих, ведь разве можно такое простить? Простить Олину спину, мои ноги… простить то, что нас самих сделали виноватыми. Простить ложь, трусость. Разве я могу? Не знаю. Теперь я ничего не знаю, меня ломает на части, я потрескалась, как старая мамина ваза, один удар - и я разлечусь на части. Изящный фарфор покрошится на куски, и его невозможно будет собрать.

Утро наступает слишком быстро, оно не радужное, меня тошнит. Тошнит от этой жизни, обстоятельств, я была бы рада не знать. Жить в неведении до самой смерти, я смирилась с тем, что виновников никогда не найдут, а теперь им оказался человек, которого я люблю.

Телефон начинает трезвонить в тысячный раз, смотрю на дисплей и не могу ответить. Мне нечего сказать… я не простила, и смогу ли простить?

Всё, что он делал, это попытка искупить вину? Отмыться перед Богом или же мной? Уже не важно, смотрю на свои ноги, а в голове диссонанс. Как, как человек, который изуродовал мою жизнь, стал тем, кто вытащил меня из этого болота? Полюбил, помог. Почему жизнь так несправедлива?

В душе я всё ещё поглощена своими мыслями, в обед придет мама и сразу заметит моё состояние, что я ей скажу? Как она отреагирует на эту правду? Что мне теперь делать?

Должна ли я ей сказать? Но мне необходимо выговориться, я хочу разделить эту боль хоть с кем-то. В голове мелькает Оля... она сможет меня понять? Сможет что-то посоветовать? Я имею право вмешивать её в это? Не знаю. Теперь я совсем ничего не знаю и не понимаю, я тону в своём болоте. Захлёбываюсь и никак не могу выбраться на поверхность, ноги сводит, как и внутренности. Сердце бьётся в бешеном ритме, удар за ударом. Вдох-выдох, ломающиеся рёбра, и тишина, жестокая, неосязаемая, сводящая с ума тишина.

Двоякое чувство. Обида, ненависть, презрение и любовь, притяжение, страсть. Коктейль со взрывоопасными ингредиентами, коварная смесь.

Полдня я хожу по квартире, не зная, куда себя деть. Телефон продолжает разрываться, он звонит просто постоянно, а я, как мазохистка, даже не выключаю звук, словно мне важно знать, что он хочет объясниться...

Нет, я садистка, дающая ему надежду, но уже давно всё решившая для себя. Я не вывезу эти отношения, они превратятся в яд, отравят нас и всё вокруг.

Скидываю и выключаю телефон, хватит. Ключ в двери поворачивается два раза, и я вижу зашедшую маму, слышу её голос, но ничего не понимаю, будто смотрю фильм на японском языке.

- Эля, всё хорошо?

Кладу телефон на шкафчик в прихожей и, поджав губы, молча иду на кухню. Мама следует за мной, с опаской наблюдая за моими действиями.

Я, как робот, достаю из холодильника молоко, варю кофе и ставлю перед нами чашки.

- Нужно поговорить, - получается холодно, возможно, даже отрешённо.

- О чём?

- Авария. Я знаю, кто виновник.

Мама меняется в лице.

- Кто? - сжимает кружку в ладонях. - Точнее, откуда ты...

- Это Доронин, - кривлю губы, - это он в ту ночь, - обрываю себя, чувствуя холод и дрожь в пальцах.

Мама ошарашенно глядит перед собой, подбирая слова.

- Данил? Ты уверена? Может быть, это ошибка?

- Он сам мне сказал, точнее, трусливо признался. Маленькая случайность... маленькая случайность, мам.

- Господи…

Мама молча смотрит в одну точку, ей сейчас так же плохо, как и мне, с одной лишь разницей, Доронин для неё чужой. Да, она хорошо к нему относилась, но это другое. Во мне же бушует вулкан противоречий.

- Элечка, доченька, всё будет хорошо, слышишь? Мы со всем справимся, - сжимает мою ладонь, - со всем.

- Мама, как мне теперь жить? Что мне делать?

- Всё будет хорошо, - она шепчет это как мантру.

***

- Ты не собираешься ей сказать?

Этот вопрос Шелест задавал мне уже раз сто. Он спрашивал, а я либо молчал, либо резонно подмечал, что это не его дело.

Но сегодня я проснулся с одной-единственной мыслью: а я ей скажу? Когда-нибудь?

Не скажу, у меня не хватит духа начать этот разговор. Моя тайна превзошла себя, я перешёл черту, и теперь моя совесть медленно поглощает все внутренности.

Две последние недели на снотворном и успокоительных таблетках. Две недели...

А теперь, сидя в пустой квартире, я хочу удавиться. Я слабак, подлец, почти убийца. Я убиваю её постоянно. Я тот, кто её не достоин, это мучает. Очень мучает. Что мне теперь делать? Как дальше жить? Без неё плохо, а зная, что я натворил, совсем не реально.

Кто прислал ей это сообщение? Ответ один, я уже его знаю - Дягилев, больше некому.

Звонок в дверь как удар молнии, поворачиваю голову, но желания подняться и открыть нет. Пусть проваливают, пусть все проваливают к чертям!

В личине проворачивается ключ, и я слышу стук каблуков. Марина появляется в проёме комнаты, пробегая оценивающим взглядом по моей спальне, прищуривается, видя бутылки, убирает руки в карманы брюк и садится в кресло почти напротив.

- Данил, что произошло? Я ничего не поняла в тот вечер, вы поругались? Поэтому ты тут - поджимает губы, - пьёшь? На работе не появляешься, отец в бешенстве. Хотел приехать лично, но я его отговорила.

- И поэтому тоже, - откидываю голову, закрывая глаза.

- Расскажешь, что у вас случилось?