Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге

Стало уже сильно темнеть, но ночлега себе я ещё не выбрал. Случайно набрёл на большую кучу соломы. Влез наверх, раскопал кучу, зарылся в солому; пытался заснуть, но вместо того, пришлось скорее вылезти из соломы: она оказалась сырой, а на дворе был небольшой мороз. Лёжа в соломе, я начал коченеть от холода. С трудом вылез из кучи, стал бегать, чтобы согреться. Рано утром идёт домой мой провожатый, заночевавший в деревне. Вместе с ним я вернулся к его родителям. От ходьбы я согрелся и пришёл в дом, чувствуя себя много бодрее. Поставили самовар, уговаривали раздеться и лечь спать на полати. Я лёг, но не разделся, а разул только ноги. Самого хозяина не было дома: он ушёл в волостное правление.

Не успел я задремать, как слышу встревоженный голос:

– Дядя, красноармейцы скачут.

Выглянул – действительно скачут шестеро красноармейцев. Быстро обулся, выбежал во двор, схоронился. Когда они проскакали, то я, прячась, с опаской ушёл в лес.

Таким образом, я спасся. Дом, в котором я находился, стоял на краю деревни. Красноармейцы приезжали сделать обыск, и я был уверен, что начнут обыскивать с нашего конца. По счастью, обыскивать стали с другой стороны деревни.

Обыск был вызван тем обстоятельством, что накануне через одну из соседних деревень проходила кучка вооружённых людей. Ходили слухи, что это белые.

Деревня наша была небольшая, дворов около десятка. Когда я убегал, молодой И. позвал меня ночевать:

– Дядя, приходи потом ночевать.

Звали меня постоянно «дядя». Все были настолько чуткими и деликатными, что ни разу никто не спросил меня об имени.

Весь день я, голодный, постоянно оглядываясь, пробродил по лесу. Когда начало темнеть, то крадучись, с опаскою, со стороны поля – не с улицы, я вошёл во двор. Никого уже не было. Поужинали, и я лёг спать. Поутру пьём чай. Мне, как всегда, положили два кусочка сахару, сами же хозяева пьют пустой чай. За чаем старик говорит мне:

– Вот что, дядя, в правлении мне говорили: ты его принимаешь, это хорошее дело. Но смотри: застанут его у тебя красноармейцы, расстреляют вас обоих.

– Я знаю это, – отвечал я, – поэтому-то я так часто отказываюсь от вашего гостеприимства и только в крайних случаях им пользовался.

Итак, надо было уходить. Наступают морозы. Накануне дня моего ангела – митрополита Алексея, 5 октября старого стиля я распрощался с моими добрыми хозяевами; И. и сын хозяйский проводили меня в одну из окрестных деревень к своему родственнику. Дорогой шли мы рядом. Думаю: ведь так идти опасно. Сказал своему спутнику, чтобы он шёл вперёд, я же несколько поотстану. Если он увидит верховых, то он должен сделать знак рукой, подняв руку. Таким порядком мы и пошли дальше. Вижу, далеко, навстречу, едет всадник. Мой же спутник условного знака не делает. Я, думая, что он не замечает, побежал в лес и там скрылся, потеряв из вида своего спутника. Долго я бродил по лесу, прежде чем снова вышел на дорогу. На ней – никого не видно. Через некоторое время наткнулся на моего проводника. Он меня тоже искал.

– Зачем, дядя, убегал? Это родня мне ехал. Он видел тебя, посмеялся над тобой.

Пришли к родственнику молодого человека. Хозяйка подала обед; сели за него; через некоторое время приходит хозяин, который, оказалось, не узнал моего спутника, своего родственника, спрятался. И только после нашего прихода ему сказали, кто мы. Здороваясь, он сказал:

– Я в таком же положении, как и вы. Меня также преследуют большевики.

Мы разговорились, и он спросил меня о моих намерениях. Я рассказал.

– Хоть и далёким обходом, но к чехословакам выбраться возможно. Я напишу, каким путём идти, а вы идите смело, да поскорее. Красные только вчера отошли от этих мест.

Он написал мне маршрут, упомянул, что на пути встретится река, которую надо переехать. Я сказал, что у меня нет денег для уплаты за переезд, он мне возразил, что денег и не надо, перевезут даром.

Я пошёл и скоро дошёл до реки. На берегу женщина доила коров. Я попросил её перевезти меня через реку. Она велела дочери перевезти меня. Та села верхом на лошадь, а я позади девушки. Частью вброд, частью вплавь переправились через реку. Пошёл дальше по грязной дороге, по которой лошади еле-еле тащили возы с сеном. Эта дорога привела меня в деревню, где я быстро разыскал указанного мне крестьянина: спросил о нём первого встречного, который показал мне на раскрытое окно, около которого сидел тот, которого я искал (днём было довольно тепло). Я, подойдя к окну, спросил, не такой-то ли он. Получив утвердительный ответ, я сказал имя пославшего меня крестьянина. Меня позвали в избу. Я попросил указать путь к чехословакам, рассказав, по его просьбе, об указанном мне пути. Мой собеседник одобрил маршрут, подтвердив, что этим путём действительно можно пройти безопасно. Пока мы с ним разговаривали, его жена и сноха накрыли на стол, и мы сели ужинать. После ужина на полу постлали тюфяк, дали подушку и одеяло. Я отказался, говоря, что я грязен, запачкаю чистые вещи, но они настаивали, и я лёг.