Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге

«С большим внутренним запасом духовных сил, – писал М. К. Дитерихс далее, – он умел быть всегда спокойным, ровным, внося бодрость в окружающих и стараясь различными рассказами и воспоминаниями сокращать долгие досуги томительных дней заключения в Тобольске». [330]

Ещё один, весьма, характерный штрих к портрету графа И. Л. Татищева описывает Пьер Жильяр в своём дневнике, размещённом на страницах его книги воспоминаний:

« Пятница 15 февраля.

(…) За вечерним чаем у их Величеств генерал Татищев выразил своё удивление при виде того, насколько тесно сплочена и проникнута любовью семейная жизнь Государя, Государыни и их детей. Государь, улыбаясь, взглянул на Государыню:

– Ты слышишь, что сказал только что Татищев?

Затем, с обычной своей добротой, в которой проскакивала лёгкая ирония, он добавил:

– Если Вы, Татищев, который были моим генерал-адъютантом и имели столько случаев составить себе верное суждение о нас, так мало нас знали, как вы хотите, чтобы мы с государыней могли обижаться тем, что говорят о нас в газетах». [331]

Глядя на живущую в мире и согласии Царскую Семью, все те, кто разделил с Нею добровольное заточение, старались, как могли, подражать Ей в этом. Но девять месяцев неволи, неизвестное будущее и бесконечная «зелёная тоска» периодически приводили ко всякого рода спорам, трениям и просто открытым ссорам. Наблюдая всё это, Граф И. Л. Татищев неоднократно брал на себя роль некоего миротворца, призывая ссорившихся: «Не надо мельчать, не надо мельчать», [332]а затем, чтобы разрядить атмосферу, принимался рассказывать какую-нибудь историю из своей личной жизни. Его всякий раз слушали с благодарностью, однако, не сдерживая улыбок на лице, так как истории эти всякий раз им повторялись и давно уже были всем хорошо известны. И, тем не менее, у слушавших его, хотя и в который раз, нервный накал страстей потихоньку спадал, и в «Доме Свободы» вновь воцарялся мир и порядок.

Для проживания в этом доме Графа И. Л. Татищева разместили в одной комнате с Князем В. А. Долгоруковым, что доставляло обоим определённое неудобство, поскольку первый был проникнут духом христианского милосердия, а второй, наоборот, очень резко осуждал всех и вся.

«Долгоруков рассуждал о политике не очень умно, – вспоминала Т. Е. Боткина, – делал всевозможные умозаключения, выводившие Татищева из себя». [333]

Однако, будучи беззаветно преданными Царской Семье, оба эти человека, как могли, старались облегчить дни Её пребывания в Тобольске.

Так, к примеру, они не раз в тайне от Августейших Узников выдавали за своей подписью расписки в получении денег, которые брали в долг у именитых тобольчан с целью приобретения продуктов питания, в дополнение к отпускаемым Царской Семье по солдатскому пайку, на который та была переведена после Октябрьского переворота.

Приезд Графа И. Л. Татищева в Екатеринбург был для него, помимо всего прочего, и в какой-то мере знаковым событием, ибо город этот по указу Императора Петра I был основан в 1721 году его знаменитым предком Василием Никитичем Татищевым.

Но властители «Красного Урала» не посчитались с этим обстоятельством и, как нам уже известно, прямо с поезда доставили его в Тюрьму № 2, где поместили в одну камеру с А. А. Волковым.

Стараясь хоть как-то облегчить условия их содержания, заместитель Начальника тюрьмы, бывший Ротмистр Пермского ГЖУ П. П. Шечеков (занимавший эту должность ещё до 1917 года), разрешил им приобретать пищу за свой счёт. Но оба заключённых от этого отказались, так как своих денег у них не было. А те, принадлежавшие Царской Семье, которые Граф И. Л. Татищев для удобства разделил вместе с Князем В. А. Долгоруковым, им не принадлежали, а, значит, были неприкосновенны.